Инкубатор - 5

      5

      …Нравилось, что биологией, физикой и даже математикой полагалось заниматься в специализированных кабинетах – со всякими там микроскопами, чучелами и прочей наглядностью. Особенно впечатлял физический кабинет, где весело властвовал кудрявый дядька, внешне поразительно похожий на актера Семена Фараду в пору его расцвета. Звали его Евгений Владимирович Шляховер, и был он, простите за банальность, по-еврейски умен, ироничен, прижимист, изобретателен и предприимчив. Из неведомо откуда добытого хлама он лично понастроил целый арсенал всяких установок, приборов и макетов. Только в его кабинете можно было посмотреть слайды и учебные фильмы, причем светозащитные шторы на окнах управлялись электромоторами. Хитрое устройство автоматически включало по расписанию звонки во всех трех корпусах школы. Радиоузлу могла позавидовать любая танцплощадка, поскольку он был оборудован трофейной (Вы хоть знаете, что это такое?) и списанной военной аппаратурой, позволявшей, как мы вскоре выяснили, ловить и почти без помех слушать вражеские (то есть западные) радиоголоса. Да что там – даже рентгеновская установка и счетчик Гейгера не только наличествовали, но и функционировали вполне себе исправно.

      Наличествовала и лаборантка Зина. Симпатичная. Больше ни у кого из учителей лаборантов не было. Вот функционировала ли, не знаю, не замечал. Скорее всего, исключительно по прямому назначению, что, если не вредничать, тоже неплохо.

      *  *  *

      Я прочел учебник физики, как обычно, еще на каникулах. Здесь, видимо, требуется поясняющее отступление. На шахте у меня была договоренность с соседкой Катей Трегубовой, учившейся классом старше, о наследовании мною за малую плату уже не нужных ей учебников. В Инкубаторе удивились, что я прибыл хотя и без зубной щетки, зато с полным комплектом учебников.

      Они, мои одноклассники, удивились еще больше, когда узнали, что все эти книжки я – по собственной охоте! – прочитал летом, на каникулах, как читают в том возрасте занимательную литературу. Ну, за исключением нелюбимого немецкого, который, кстати, в новой школе мне не понадобился, так как здесь изучали ставший вскоре столь же нелюбимым английский. Многое из прочитанного запоминалось накрепко, так что если учитель на своих уроках ничего сверх учебника не сообщал, делать мне на этих уроках было нечего. По сути, весь учебный год я занимался под руководством учителя повторением того, что прошел (прочел) на каникулах самостоятельно. Вообще-то я думал, что все так поступают.

      Теперь я понимаю, что убогость поселковой восьмилетки была не только (и не столько) материальной убогостью. Кроме учивших меня в начальных классах супругов Николенко, Анастасии Яковлевны и Тихона Григорьевича, людей истинно интеллигентных, начитанных и воспитанных, да еще математички Марии Ивановны Мамоновой, добрым словом, хоть и хотелось бы, мне вспомнить некого. В лучшем случае – никаким; впрочем, не факт, что для учителя это лучше.

      Завуч Елена Павловна преподавала нам историю, географию и немецкий язык – преподавала так, что я долго не улавливал разницы между такими, казалось бы, непохожими предметами. История в ее понимании состояла из дат и наименований событий; о самих событиях она ничего не сообщала, об их причинах и последствиях – тоже. Не захватывающий процесс, а набор фактов для тренировки памяти. Похоже выглядела и география. Проходились, к примеру, горы. Ни откуда они взялись, ни чем отличаются от долин и плоскогорий, ни какую играют роль в природе, если вообще играют – эти вопросы не обсуждались. Список горных систем и их местоположение на карте. Потом перечень низменностей. Потом морей, пустынь – и так далее.

      Легче всего было с океанами. Лишенные как мысли, так и чувства, эти уроки и не оставляли в моей, с детства склонной к анализу бедной головушке ничего кроме обрывочных заклинаний: Аппалачи… Апеннины… Хаммурапи… Атакама…

      Вот-вот, именно Атакама.

      Но то была завуч. В обычной среди школяров классификации учителей на “добрых” и “злых” она, безусловно, относилась к последним, и в этом качестве не терпела не только нарушений дисциплины, но даже и вполне естественных вопросов по теме занятий. Видимо, в прошлой жизни была фельдфебелем.

      Ботаничка Базна, имя которой не отложилось в памяти, что само по себе странно, так как учителей обычно помнят по имени-отчеству, была, несомненно, доброй. Настолько, что скрыла обиду, когда я на уроке не согласился с ней, чтобы картофель был “она”, то есть, как у французов и украинцев, женского рода, а стулО – “оно”. Sapienti sat. Это ученик должен успевать и по русскому языку, и по ботанике, а от учителя такой разносторонности, ясен пень, грех требовать!

      *  *  *

      Пустяковое дополнение 2009 года.

      Та, мягко говоря, некомпетентность отдельных школьных педагогов, так раздражавшая меня тогда, сегодня представляется мне вполне простительной. Назовите мне, к примеру, современного телекомментатора, который не затруднялся бы в склонении имен числительных. Нет, внешне он не затрудняется! Он просто склоняет: отважно, однако неправильно – и не замечает этого. Не желает замечать. Он, вещун и оракул, выше этой ерундовой ерунды.

      Юлия Высоцкая, симпатичная профессиональная актриса и телеведущая, в своих кулинарных(!) передачах называет поджаренный кусочек хлеба грЕнкой. Ну да, откуда ей, профи и кумиру, знать, что “гренОк” (множественное гренкИ) – существительное мужского рода с ударением на последнем слоге?! Ее, мля, забыли научить пользоваться словарём – и не только в нашей очень средней средней школе, но даже в театральном вузе! Супруг из благородного якобы семейства Михалковых, продюсер передачи, деликатно не замечает этой безграмотности.

      Поэтому она повторяет свою ошибку каждое выступление, в котором ей случается класть хлеб на сковородку. А вот почему за годы существования популярной передачи никто красотку не поправил – иди знай! Может, по той же причине, по которой тюль (ажурная такая ткань для занавесок) на том же телевидении стал вдруг женского рода? Поневоле вспомнишь А. Вертинского с его: “…простой шотландский виски”. Не услышали, продолжаем оскорблять благородный английский самогон безликим средним родом!

      Из этого дополнения вам должно быть ясно: вставил я его вовсе не ради того, чтобы через полвека письменно лягнуть моих поселковых учителей. Просто без него будет не вполне понятно вновь выпавшее мне везенье. В достаточно юном возрасте судьба – поди оцени теперь: злая ли? добрая? – свела меня с новыми людьми, многие из которых оказались личностями. Это не только об учителях, но и о сверстниках, о старших товарищах. Я в поселке дружил с интересными, по-своему замечательными пацанами, совершенно искренне полагая, что никакого иного общения не существует. Откуда бы я узнал об ущербности и убогости своей привычной среды обитания, если бы не посчастливилось вдруг попасть в другую?..