ххх
Тамарина мама рассказывала, что за Даниловым монастырем был пруд, и там все полоскали белье. Монастырь был очень красиво расположен, его окружали огороды, деревянные домики с палисадниками, рядом Москва-река. Палисадничек у дома я застал ещё, когда пришел к Тамаре в 1962 году, в нем росли вишня и крыжовник с очень сладкими ягодами, во дворе был сарай с глубоким погребом, вниз вела лестница, и там стояла кадка для капусты, на сто килограмм, было отделение для картошки, туда же под праздники ставился в посудинах холодец, а в самом сарае у дальней стены - большая поленница дров.
Ефросинья Тимофеевна очень любила пить чай: сидит, бывало, на терраске, а перед ней блюдце и розеточка с вареньем. У нее был Божий дар домашней хозяйки: пироги пекла царские, щи варила наваристые, каши - душистые с дымком, даже компот из сухих фруктов у нее был ароматный и очень вкусный. А блины пекла такие ноздрястые, румяные, душистые, что я мог сразу двадцать блинов съесть. Может, потому готовила Ефросинья Тимофеевна по-царски, что ещё помнила жизнь при царе, видела царскую семью и царские времена часто вспоминала, даже в мелочах. Как-то я ей сказал, что в магазин привезли муку-крупчатку, так у нее глаза загорелись, и она послала меня в магазин. А потом с горечью говорила: “Прости меня, Слава, я-то думала, что это настоящая крупчатка - царская, а она оказалась хуже обыкновенной муки.”
Стоит она у меня перед глазами: худенькая, строгая, всегда подтянутая, а вокруг нее дети и внуки… Мне её семья казалась очень дружной. Пока Ефросинья Тимофеевна была здоровой и всех угощала знатными обедами, дети её любили, но как только состарилась, заболела, то никому стала не нужна. Приходилось её дочерей и внуков уговаривать, чтобы они приехали к бабушке. Мы с матушкой несли всю тяжесть ухода за больной, а внучок Сереженька и внучки Верочка и Аллочка по несколько лет не появлялись, да и дочерям посещения были в тягость. Говорят, что друг познается в беде, а, видно, и родственники познаются в несчастье.
ххх
Гой ты, Русь моя родная,
Хаты - в ризах образа...
Не видать конца и края,
Только синь сосет глаза.
В доме у Тамары были светлые уютные комнаты, печка, а в уголочке на полочке - иконы. Входишь, и невольно взгляд останавливается на них, как на самом главном в жилище. У моей матушки есть старинные родовые иконы - Господь Вседержитель и явление святителя Николая князю Дмитрию Донскому на Угреше. Спаситель - в ризе, а на обратной стороне надпись: “благословение сие принадлежит Тимофею Чернобривкину, сентября 17 дня 1886”, и поперек этой надписи - другая: “Благословение сие получил сын Тимофея Сергей 19-го/XII - 18 г.” Икона святителя Николая - маленькая: князь Дмитрий Донской изображен с дружиной и с двумя иноками - Пересветом и Ослябей. Зеленое дерево в ветвях, и образ Святителя в лучиках.
Иконы, перед которыми молятся из поколения в поколение, называют “намоленными”. Перед этими иконами молился дед Тамары, певчий Данилова монастыря, её папа Андрей, мама Ефросиния, молилась и сама Тамара. Матушка, будучи тяжело больной, молилась на кухне, сидя на своем стульчике. Молилась просто, тихо и незаметно, сразу вспоминались слова преподобного Серафима Саровского “Где просто - там ангелов со ста”. Наверное, рядом с ней были ангелы, только для наших глаз невидимые. Уж очень было благодатно, и я невольно думал: вот бы и мне так. Может, научусь ещё. Видно, болезнь приближает человека к Богу, открывает, что до поры до времени было сокрыто, а потом неожиданно дает особую молитву. Терпение и смирение приводят к духовному росту, становится благодатно и тепло на душе. Дай Бог каждому такую молитву!
Свободное копирование
