Мои воспоминания - 48

Но не только общность интересов сближала моего отца с Афанасием Афанасьевичем.

Причина их близости заключалась в том, что они, по выражению отца, "одинаково думали умом сердца".

"Но мне вдруг из разных незаметных данных ясна стала ваша глубоко родственная мне натура — душа",— пишет отец Фету в 1876 году[1], и в том же году осенью он повторяет: "удивительно, как мы близко родня по уму и сердцу"[2].

Отец говаривал про Фета, что главная заслуга его— это что он мыслит самостоятельно, своими, ни откуда не заимствованными мыслями и образами, и он считал его наряду с Тютчевым в числе лучших наших поэтов. Часто, бывало, и после смерти Фета он вспоминал некоторые его стихотворения и, обращаясь почему-то ко мне, говорил: "Илюша, скажи это стихотворение — "Я думал,— не помню, что думал" или "Люди спят...". Ты, наверное, его знаешь". И он с восторгом вслушивался, подсказывал лучшие места, и часто на его глазах показывались слезы.

————————

Я помню посещения Фета с самой ранней поры моего детства.

Почти всегда он приезжал с своей женой Марьей Петровной и часто гостил у нас по нескольку дней.

У него была длинная черная седеющая борода, ярко выраженный еврейский тип лица и маленькие женские руки с необыкновенно длинными выхоленными ногтями.

Он говорил густым басом и постоянно закашливался заливистым, частым, как дробь, кашлем. Потом он отдыхал, низко склонив голову, тянул протяжно гм... гмммм, проводил рукой по бороде и продолжал говорить.

Иногда он бывал необычайно остроумен и своими остротами потешал весь дом.

Шутки его были хороши тем, что они выскакивали всегда совершенно неожиданно даже для него самого.

Сестра Таня умела необыкновенно похоже передразнивать, как Фет декламировал свои стихи:

"И вот портрет, и схооже и несхооже, гм... гм...

Где схоодство в нем, несхоодство где найти... гм... гм... гм... гмммм".

В раннем детстве поэзия интересует мало.

Стихи выдуманы для того, чтобы нас, детей, заставлять их заучивать наизусть.

Пушкинское "Прибежали в избу дети" и Лермонтовский "Ангел" мне надоели настолько, когда я их учил, что потом долго я не брался за поэзию и на всякие стихи дулся, как на наказание.

Не странно поэтому, что я в детстве Фета совсем не любил и считал, что он дружен с папа только потому, что он "смешной".

Только много позднее я его понял как поэта и полюбил его так, как он этого достоин.