Умение уживаться с людьми «невозможного характера», где каждый — невыносимый гений, воплощение зла, подлости и коварства, превратили Талочку в информационный штаб искусства. Всегда в гуще событий, он составил полную картотеку московского андеграунда, собирателей и критиков. Он принимал и имена мимолетной моды, и неизвестных и мелких. И те и другие получали полное информационное обеспечение.
Информационное бюро — Талочка! Других нет.
Хлопоты о выставке он начал в советское время. «Назвали выставку „Другое искусство“ — правда, мне название не нравится, два года назад это еще звучало, а сейчас уже нет, не то время», — писал мне Л. Т. в 1991 году.
Конечно, название было спущено сверху начальством «изофронта», испуганным переменами, и Талочкин принял его, потому что любая брешь на волю была для него победой.
Почему «другое», а не «дегенеративное»?
Хитрожопые устроители постеснялись назвать ненавистное рисование своим именем, как их более прямые, немецкие единомышленники, но напоследок решили лягнуть андеграунд, смешав его с мусором московских мафиозников.
Уверяю вас, мы не «другие», мы — «дегенераты».
Наши паспортные данные и манифесты надо искать не в академическом столе, а в Институте психиатрии имени Сербского. Товарищи устроители забыли туда обратиться.
А наш архив там.
Леонид Талочкин разбился в лепешку, чтобы составить достоверный каталог выставки, но московские цензоры старались затереть одних и возвеличить других, подходящих к их шаблону. Собрать картины «предателей родины», живущих на Западе, оказалось чрезвычайно трудно. Их представили в самом унизительном виде, без освещения и названия. Каталог выставки вышел в двух книжках и, как водится, с опозданием на полгода. В нем выделялся никому не известный самозванец Юрий Злотников, выдавший себя за теоретика и практика андеграунда, неуклюже обобщая и проектируя «провалы и достижения другого искусства».
А мы не «другие», а настоящее и гонимое искусство.
Академики братья Никоновы загорали на римской даче, когда нас колотили лопатами на московском пустыре. Теперь эти жулики примазались между Мишкой Кулаковым и Оскаром Рабиным!
Счетовод Талочкин не обошел эмиграцию, как это сделали питерские организаторы, вымарав самого «главного», Михаила Шемякина.
«Вот держу каталог выставки „Искусство Петербурга 50—80-х“, и меня там просто не существует!» — с горечью изрек изгнанник.
Да, есть перекосы и легко придраться, но Леня Талочкин крепко держал штурвал в бушующем море интриг.
Смешно звучит в моем ракурсе, но лифтер Талочка — выдающийся деятель русской культуры, сравнить которого просто не с кем ни в прошлом, ни в настоящем, создатель первого в России музея современного русского искусства.
Я представлен у него одной незначительной натурной работой — портрет с Талочкина (1969), но это по моей вине. Я жил и живу по старой вере и даров не делаю, особенно музеям, где бы они ни находились.
Пещерное мировоззрение. В светлую память Павла Михайловича Третьякова, даром не принимавшего, а покупавшего даже у начинающих живописцев.
Официальная культура строится на известных явлениях, следовательно, извращена. Ведь никто не знает, что будет с ней завтра, если неизвестные обществу явления и лица меняют ее ориентиры.
Известность приносит достаток, что немало для человека.
Кто бы мог предсказать, что Казимир Малевич, умерший в 1935 году в полной безвестности, сотрет с карты Евгения Кацмана, блиставшего орденами в официальной культуре.
Талочкин — уникум! Он собрал несколько тысяч картин, не заплатив ни одной копейки! Бесплатный музей никому не известной современной культуры!
Первая, московская часть апостольского периода подполья достоверно представлена и на выставке, и в каталоге.
Постоянный музей его имени, образованный в Историко-архивном институте (РГГУ), — достойный памятник недавно почившему (2 мая 2002 г.) московскому мосту искусств, Леониду Прохоровичу Талочкину.
Свободное копирование
