* * *
Знаменательная для России выставка «Другое искусство» (1990) и двухтомный каталог к ней — детище моего друга Леонида Прохоровича Талочкина. Он не сделал, а выстрадал ее тридцатилетним, каторжным трудом собирателя, документалиста, фотографа и рабочего.
С этим удивительным человеком я познакомился в 1964 году, в Москве, в клубе «Диск», где выставлялись кинеты Льва Нуссберга. Мне показалось, что этот широкоплечий, плотно стоящий на земле инженер трубного завода очень близок к кинетам, но понять, каким образом, я сначала не мог. Он не принимал участия в экспозиции, а руководил установкой кинетических объектов всей группы «Движение». Его рослая и хлопотливая супруга Татьяна Колодзей, казалось, навечно прикручена к неофициальной суете.
Супружеская пара старалась показать людям в частных квартирах или «комсомольских клубах» произведения молодых талантов или совсем забытых художников. Кинетов Нуссберга они протолкнули в клуб «Диск». Советские люди, десятками лет запертые под замок коммунизма, не видавшие и не знавшие, что творится в ином мире, как завороженные, часами глазели на образцы свободного творчества и с жаром, до рукоприкладства спорили на тему «что есть истина».
Почему дипломированный инженер спустился на дно подпольной безумщины, художественной шизофрении и бытового маразма, с его беспробудным пьянством, наркотой и вечным борделем по подвальным мастерским? Потому что на дне было ярче и чище, чем на лакированном, но подлом верху. На дне зрело будущее новой России.
До меня дошли слухи, что Талочкин развелся. Бросил свой завод и снимает картины любимых художников.
Фотограф Талочкин брал все, что давали художники. Вертеж-крутеж и мигалки кинетов Нуссберга, натюрморты Рабина и Рухина, рисунки и монотипии Гробмана и детские картинки Булатова и Васильева, объекты Боруха и Бордачева, абстракции Штейнберга и Ковенчука.
Я очень рано попал в лавочку «дипарта» и жадничал дарить картинки верным друзьям. Леня Талочкин меня охаживал, особенно после однодневной и очень скандальной выставки «12» в клубе «Дружба», и выпросил сделанный с него портрет гуашью. Перед отъездом в Париж (1975) я обещал ему аккуратно писать и сообщать, что творится в искусстве, и честно делал это более двадцати лет, собрав большой эпистолярный архив.
Переписка Талочкина со всем миром была чрезвычайно обширной. Невольно он стал единственным координатором «русской зоны», как Гробман израильской, а Кузьминский американской.
Весь успех «профсоюзных выставок» 70—80-х плотно связан с именем Талочкина. Он не только составитель каталогов, но и душа всех квартирных и клубных выставок последних лет, наделавших много шуму во всем мире, начиная с грандиозной выставки в Измайловском парке в сентябре 1974 года до выставки «Другое искусство» в новой, либеральной России 1990 года.
В 1976 году ему удалось зарегистрировать свою личную коллекцию через Минкультуры, навязав ее в «безвозмездный дар советскому народу».
Он сходился и расходился с женами и продолжал жить на жалованье, а затем на пенсию ночного сторожа.
1987 — «жену выдал замуж за ирландца» — было и такое!
Его эпистолярное наследие огромно. Я храню ящик, набитый его письмами, написанными ярким, сочным, содержательным слогом.