Политические перемены в России, восхождение в Кремль «молодого» (55 лет) заслуженного тракториста М. С. Горбачева, объявившего народу алкогольную войну, основательно всколыхнули надежды на быстрое возвращение в свободную страну. Появились кружки поддержки, говорили об амнистии невинно осужденных. На жалких эмигрантских праздниках показались советские культтрегеры, ранее не замечавшие их существования. Часть людей, не нашедших себе места на чужбине, паковала багаж назад. Письма младшего брата Коли были полны оптимизма и фантастических планов на будущее, в то время как В. Я. жаловался: «Периодически меня изнуряют невыносимые судороги ляжек от подколенки до дырки жопы, то одной, то обоих, пошел поссать ночью, схватила судорога, я взвился как ужаленный» (22 июля 1985 г.).
К зазывам Горбачева и брата Коли обитатель нью-йоркской «восточной деревни» (ист вилледж), трущобный эмигрант относился чрезвычайно скептически.
«Допустим, я вернусь в Новую Ракитню!.. Но ведь это можно было во времена земной жизни Иисуса Христа, да и то пришел бы кто-нибудь и спросил: „А ты откуда взялся?“ А теперь? Поселиться на кладбище в палатке, но явится участковый милиционер, сын отпрыска Сереги Митюхина ай Петьки Офчуха, я сразу их узнаю по бандитским рожам, и полный допрос „часа на три“ обеспечен».
«А свобода творчества — сидеть спиной к картине!» «Я лентяй в случае немилой мне работы» (1987 г.). Он умер, как заснул, 27 или 30 ноября 1987 года. «Его нашли в постели, лежащим навзничь и уже с явными следами тления, — освещает кончину своего соседа Нона Каток, — медики, приехавшие с полицией, определили, что смерть наступила от сердечного приступа во время сна».
Легальный приступ и несостоятельный маршрут.
Россия и ухом не повела.
Кто ты такой? Где золотая медаль? Где Нобель? Где валюта?
Патриотически настроенная Зана Плавинская с десятилетним опозданием (январь 1997 г.) в небрежной акварельной манере вымысла и кокетства поведала о «печальной кончине художника на чужбине».
«Дай Бог так умереть многим, — протестует Кузьминский, — после празднества с друзьями, у себя в артистической норе, от мгновенного сердечного приступа».
Дело не обошлось без глубокой мистики.
В 1992 году верный хранитель «американского архива» В. Я., тот же Кузьминский, предложил в свойственной ему торжественной форме, с пухлым досье подробнейших комментариев, в безвозмездный дар и на вечное хранение двадцать (20) картин «незаконченных» и восемьдесят (80) «второстепенных пустячков». Русский народ (Третьяковка, Русский музей, отдел частных коллекций) с брезгливой небрежностью дар отклонил!
Ситников — никто!
Не богач и никому не нужен!
Подумаешь, висит или лежит в американском музее! Запад нам не указ!
Отпрыски «Сереги Митюхина», «майора Васи», «рожи с парой шпал», «распределитель Пушкарев» прочно сидели на своих исторических местах. У В. Я. Ситникова нет места в культуре. Он вне модных «измов», в антикультуре, в астральном пространстве, за кадром современной эстетики и полиции, со своим неподражаемым уникальным искусством. Как ветер, он рассыпал и разбросал по миру свое творчество, по квартирам анонимных частников, часто очень далеких от артистических кругов, в запасниках психбольниц, в западных музеях, а в России их считанные единицы.
Русское общественное сознание, несмотря на множество либеральных указов, остается глубоко реакционным, академическим и отсталым. Люди ненавидят западное искусство и презирают эмиграцию. Защитников дела В. Я. Ситникова и его замечательной школы «волшебной дымки» и «снегопада» просто нет, но они придут в большой силе и поставят все на свои места.
Свободное копирование
