Васька-Фонарщик - 1

4. Васька-Фонарщик

С Василием Яковлевичем Ситниковым меня свел Ксаверий Дуниковский, польский абстракционист, показанный в московском Манеже, осенью 1959 года. Как всякие высокомерные и дурно воспитанные идиоты, я с пеной у рта защищал скульптуры и картины поляка, отбиваясь от яркой критики мужика в черной шляпе, окруженного красивыми девицами. Затем подошел министр культуры Н. А. Михайлов, и вдруг незнакомец стал в мою защиту и обличил министра в тупости.

Такой крутой поворот нас и сблизил. Мы вышли из Манежа вместе и пошли к скульптору Цаплину, жившему во дворе ЦУМа.

Затем мы пересекались на разного рода «квартирных выставках», куда В. Я. Ситников приходил смотреть картинки, обмениваясь ничего не значащими фразами — «ну, вы все учитесь», а по-настоящему сдружились лишь в 1967-м, когда стали соседями по кварталу — он на Лубянке, я на Сухаревке. Моим учителем искусства он так и не стал, но наставником в жизни несомненно. Общие интересы в «дипарте» повязали нас навсегда. Короткое знакомство не прерывалось и в эмиграции, где возникла регулярная переписка. Из Америки, куда В. Я. Ситников перебрался в 1980 году, письма приходили реже, но я за ним присматривал издалека. Его кончина в декабре 1987 года окончательно меня убедила, что я потерял драгоценного человека и необходимо сохранить о нем прочную память. Творческой биографии художника я не составлял, у меня нет под рукой его произведений, но данных собралось достаточно, чтобы выстроить портрет.

* * *

Василий Яковлевич начинал первым.

Он родился за два года до русской революции. Вот его автобиографическое начало: «Отец мой, Яков Данилович, взял мою мать за 25 верст от родной деревни Новые Ракиты, что на верхнем Дону. Пять лет не было детей. После несложного вмешательства деревенской колдуньи по прозвищу Ведениха моя мама забрюхатела мною, а когда я явился на белый свет, 18 августа 1915 года, об этом знала вся округа до Лебедяни».

Так видит свое начало сам Василий Яковлевич Ситников.

Папа (1889–1949) из села Новые Ракиты (360 дворов), 3 километра от Лебедяни Тамбовской губернии, призван в ряды Русской армии, три года воевал в 9-й роте 148-го пехотного черноморского полка, демобилизован ефрейтором в 1918 году.

Мама, Дарья Семеновна, в девичестве Богословская (ум. 1951 г.), из села Зуева, дочка мельника.

Крестьяне разных сел.

Ох, эта Лебедянь! Ох, этот Ситников!

В 1843 году молодой охотник Иван Тургенев сразу попадает к «известному барышнику Ситникову». Позднее в читальне имени И. С. Тургенева (1930) московский школьник Вася Ситников зачитался.

«На другой день пошел я смотреть лошадей по дворам и начал с известного барышника Ситникова» («Записки охотника», «Лебедянь»). Писатель не перепутал и не стал придумывать. Лебедянские торговцы лошадьми почти все были Ситниковы, и художник сохранил породу предков. «Ситников заломил цену небывалую» (И. Т.) — навсегда остается его торговой политикой. «Сколько? — спросил князь. — Для Вашего Сиятельства пять тысяч. — Три. — Нельзя-с, Ваше Сиятельство, помилуйте…»

Голод. Мякина. Тиф. Людоеды шалили дальше, не на Дону, а на Волге. Крестьяне разбегались кто куда.

Отставной ефрейтор Яков Ситников атаковал Москву, столицу первого в мире пролетарского государства, осенью, на исходе 1920 года. Работа нашлась сразу. Завхоз «детдома» в конфискованном дворце князя Юсупова. Жилье в подвале. Там ефрейтор не ужился. В 1921-м сменил потертую шинель на мундир швейцара при гостинице «Гельсингфорс», что на Сретенке, Рыбниковский переулок, 3/13, подвал.

Базар. Больница. Школа. Учись. Торгуй. Живи.

В 1922 году Васю определили в школу общеобразовательных наук в Большом Козловском, где учился спустя рукава, а точнее, «в школе учился плохо» (брат Николай Яковлевич, со слов матери). Это значит, что дважды сидел. В пятом — «я прогуливал ебанскую коммунистическую школу весь 1927 год, шляясь по колоссальным рынкам Москвы», в седьмом (1930) — «я имел представление наиполнейшее о вашей рыночной системе предпринимательства на практике» (В. Я. американцу Игорю Миду, 1978 г.).

В пролетарской стране не было гвоздей и мыла. В очередях давились за пестрым ситцем. В кинематографах спорили футуристы. В музеях выставляли кубистов. У Сухаревой башни, где когда-то жил колдун Яков Брюс, постоянно кочевала огромная толпа старьевщиков, воров, беспризорников, бродяг. Воспрянувшая духом буржуазия торговала офицерскими сапогами и картинами мировых классиков. Школьник Ситников, как завороженный, простаивал перед лавками антиквариев, рассматривая холсты Архипа Куинджи, Тропинина и Фердинанда Браклера.

У московских старьевщиков он приобрел завидную способность собирать интересные вещи.

«Мои карманы той поры были переполнены множеством замечательных вещей, от конфетной оберточной бумаги, пуговиц, дамских брошек до обыкновенной проволоки и разноцветных камешек. Я сейчас не в силах перечислить эти мальчишеские сокровища, которые я рассматривал как материал, из которого можно преинтереснейшее построить!..»

Еще хуже и дальше. В десять лет он сам взялся за краски. В 1925-м, летом, в Лебедяни, он нарисовал картину «Луна в облаках», краем глаза посматривая на Архипа Куинджи.

В 1928-м гостиницу «Гельсингфорс» ликвидировали. Швейцар Яков Ситников «каморку под лестницей» сменил на комнату третьего этажа, разделив ее на две части, детям и родителям. Комната под номером четыре (4), «в которой раньше жила хозяйка гостиницы, а за ней управляющий, уже присланный советской властью», — уточняет Николай Яковлевич.

Швейцар Яков стал кондуктором курьерских поездов.

Моряки нас чуть не обокрали.

Робинзон Крузо! Армянин Анастас Спендиаров!

«Он увлек Василия мечтой о море, и оба решили поступить в Ленинградское мореходное училище, но без „минимального стажа плавания матросом“ не вышло, и молодой человек за два года закончил Московский сухомеханический техникум, Большая Ордынка, 19, освоив всю программу по навигации, лоции, судовождению и парусному делу», — не без гордости за брата вспоминает Н. Я.

(По другим, не менее серьезным сведениям, юный любитель моря прошел сокращенный курс мотористов «Красный Водник», ФЗУ в 1933 году и уже весной 1934-го получил катер номер 63 с окладом 100 рублей в месяц и закончил карьеру моряка, окончательно уволившись 15 сентября 1934 года, на что есть точное указание Управления московского пригородного сообщения в семейном архиве.)

Сам Василий Ситников говорит о суровом предупреждении ГПУ летом 1934-го, не называя точной причины допроса на Лубянке. Брат же Н. Я. связывает этот опасный разговор с немецким эмигрантом Беккером, обвиняемым в шпионаже в пользу иностранной державы.

«Уже в 1934-м меня вызвал такой же жирный разъебай, как эта харя (речь идет о „харе“ 1974 года) с двумя шпалами, тютелька в тютельку вот именно такая харя», — вспоминает В. Я., не объясняя, зачем его вызывала «харя с двумя шпалами».

Дружба с немецким шпионом и его сестрами Марселлой и Ирмой, — «кобыла неимоверной красоты» (В. Я., 1987 г.), которую окрутил более удачливый соперник, «полукарлик из-под Калуги, „Ванька“ по имени и по характеру тоже, а по сути уголовник-аферист» (В. Я.), продолжалась, несмотря на суровое предупреждение прекратить.

О поездке в Питер осенью 1934 года можно только гадать. Академический опыт молодого москвича равнялся нулю. В бастионе русского реализма под руководством Исаака Бродского людей с колючим темпераментом не разводили. В это учреждение принимали людей с основательной подготовкой, отсутствующей в опыте московского туриста. Очарованный «Эрмитажем» — какие сокровенные голландцы: Яков ван Рейсдаль, Адриан ван Остаде, Герард Терборх и главный чудотворец Рембрандт, «мой учитель Рембрандт» («Даная»!), москвич покинул квартиру знакомого инженера Блумберга, не простившись.

Сестра художника Тамара Яковлевна рассказывает, что ее брат по возвращении из Питера «впадал в черную меланхолию и всю зиму не выходил из дома».

Рисунки того времени носят вспомогательный вид чертежного типа. Технические тетради Леонардо чаще всего приходят на память при виде этих сухих, бесцветных набросков простым карандашом.

Весной 1935 года неудачник рисования круто меняет маршрут и свой графический дар вручает мастеру трюковых съемок, киношнику А. Л. Птушко, руководителю пятой киностудии.

Муляжи. Макет. Обманки. Сценический обман. Человек кино. Курсы кукловодов. Там он себя находит очень быстро и создает удивительные вещи.

«Отличительной чертой его характера в это время стало упрямство в достижении поставленной себе цели. Увлеченный чем-либо, готов был на все, лишь бы добиться результата», — замечает Н. Я.

«Дети капитана Гранта», «Сказки А. С. Пушкина», «Путешествия Гулливера», потом легковесная байдарка и «рыба», которой посвящены восторженные строки брата Н. Я.: «Биологи МГУ попросили Василия изготовить модель головы рыбы, по которой студенты могли бы усвоить последовательность движений ее челюстей и жаберных крышек. Прежде всего Василий прочитал учебник по ихтиологии и просмотрел в библиотеке МГУ все соответствующие альбомы, затем купил в рыбном магазине большого карпа, отчленил и полностью разварил его голову, очистил от мякоти и тканей все кости и, отобрав самые главные, по которым было видно, как последовательно двигаются они, стал вырезать из березовых чурок их увеличенные в размерах аналоги. Когда же вся модель была собрана на подставке и соединена с помощью проволочных тяг и кривошипным механизмом, при вращении ручки все ее детали начинали двигаться в полном соответствии с тем, как это происходит в природе».

Весь в чрезвычайном ремесле, весь в прелести совершенной, ручной работы!

Казалось, что беспокойный молодой человек нашел себя в эфемерной работе «кукловода», но в 1936-м опять, и с благословения отца, мечтавшего о его карьере живописца, В. Я. пытается сдать экзамены в Академию художеств. Он провалил все обязательные предметы — рисунок, живопись, композиция — и, как побитая собака, вернулся из Ленинграда домой.

Почему неудачи, почему провалы?

Освоение академических дисциплин — прямая перспектива, анатомия, моделировка объема, компоновка на плоскости глубины, расцветка планов — требует внимательного и безупречного подчинения установленным правилам.

Опытные профессора Академии брались выучить не только бездарного студента, но и послушную собаку!

Бесчисленные тренировки, повторение пройденного, строгое подражание раз и навсегда принятого шаблона дают желанный результат.