Когда я приехал в Петербург со оными планами, перьвой мой был вход к канцлеру Михайле Ларионовичу Воронцову, и те присланныя со мною письма и планы ему подал.
Он меня не отпустил, велел отвести мне светлицу, чтоб я жил у него до тех пор, доколе он не донесет обо всем государыне.
Потом чрезнесколько дней сказал мне: "Теперь ты можешь ездить, куда изволишь, а квартера тебе моя готова".
И так я тот день поехал видется с братьями, также были при дворе. Увидел меня Санкт-Петербургской обер-комендант Иван Иванович Костюрин, которой меня стал знать, как я был в Киеве, и тут увидя, весьма обрадовался, звал меня к себе, чтоб я поехал к нему обедать, на что я по ево прозбе и согласился. И как я унего отобедал, сели мы с ним двое в кабинете и стал меня спрашивать: "Скажи, братец, какие там обращении есть?"—начав божится, что ничего не пронесет, ежели что-нибудь от меня услышит. И так слабость моя довела до того по той надежде, как он клялся, а особливо имея любовь к Отечеству, будто б у нас не было таких предводителей. Расказал, как вышеписано подробно, и то не упустил, что салдатство и мне довольны и вовсе не любят его. Что он за всякую безделицу сек кнутом, рвал ноздри и ссылал на каторгу.
Совсем же тем он в своем слове не устоял и объявил своему зятю Александр Ивановичу Шувалову, а Александр Иванович пересказал брату своему Петру Ивановичу. Петр же Иванович, призвав к себе меня, спрашивал обо всем. Тут я принужден был сказать все, что говорил прежде Костюрину.
Немного прошло время, приказано было от государыни Дмитрею Васильичу Волкову со мною переговорить, и ему тоже я пересказал, что и прежде говорил. Однако со всем тем на моем объявлении государыня уверитца не изволила, а послать благоволила подлинно разведать Ивана Ивановича Костюрина, которой ездил и по приездео бъявил, я больше забыл, нежели что ему объявил. И так меня обратно туда не послали, а на место Фермора послали на смену и пожаловали фелдмаршалом Петра Семеновича Салтыкова.