Мемуары "американского шпиона" - 119

* * *

В нашем купе было шесть мест. Пять из них были уже заняты. Моими попутчиками стали двое поляков, полька и двое русских. Я сел на свободное место и повесил пальто у двери, сделав это умышленно, так как во внутренний карман положил копии своих жалоб Хрущеву, которые писал до освобождения и доказывал свою невиновность, как и жалобы на абсолютно фальшивые обвинения выдвинутые следствием. Эти документы должны были служить своего рода отвлекающим маневром в случае, если пограничники начнут интересоваться местонахождением багажа. Копии жалоб и устные протесты помогут отвлечь пограничников и они, вне сомнения, смягчат требования, связанные с местонахождением багажа. И, надо сказать, что именно это произошло во время проверки в Бресте.

Поляки в купе вели себя шумно и несколько развязано. Это было, своего рода, хвастовство, для показа, что они иностранцы. Русские пассажиры, наоборот, вели себя тихо и вместо разговоров постоянно пили водку, каждый раз закусывая выпитое салом или просто понюхав хлеб. Охмелев, они уснули, оглашая купе своим храпом всю ночь напролет.

Состав миновал Вязьму, Смоленск, Оршу, Минск, и в полдень прибыл в Брест, на советско-польской границе. Кондуктор сообщил, что здесь завершается широкая колея российских железных дорог, поэтому произойдет смена колесных пар вагонов, соответствующих европейскому стандарту. На замену отводилось три часа и это время можно провести на перроне. В купе надлежало быть на полчаса раньше, чтобы пройти таможенную проверку.

Я зашел в привокзальный буфет, чтобы потратить свои последние советские рубли. Здание станции было больших размеров и в нем находилось много пассажиров. Везде стояли пограничники. Я вернулся в купе ровно в два тридцать, но уже без советских денежных купюр. Все пять пассажиров уже ожидали таможенников. Поляки чувствовали себя уверенно, находясь на советской стороне границы, однако русские нервничали. Я также, будучи в напряжении от ожидаемой проверки, стал немного нервничать, думая, что может произойти, если меня, по разным причинам, снимут с поезда.

Вскоре появились таможенники, и в их числе майор-пограничник, но в погонах синего цвета, соответствующих его службе в органах. Попросив предъявить паспорта он начал сравнивать фото на документах с лицами их обладателей, проверять выездные визы, затем, поставив штампы на документах, вернул их. Началась проверка багажа и вопросы о конечных пунктах назначения. Поляки не допрашивались, и их багаж не проверялся. Но россияне были подвергнуты тщательному обыску содержимого в карманах и просчету валюты, что была на руках. Так как у россиян были дипломатические паспорта, майор не стал поднимать излишнего шума, затем, повернувшись ко мне, стал медленно читать страницы моего советского вида на жительство. Кроме штампов и записей о наличии транзитной и выездной виз в документе отсутствовали какие-либо дополнительные пометки. Майор спросил меня о месте назначения.

- Израиль, - последовал мой ответ.

- Где ваш багаж? - спросил он.

- У меня его нет.

- Ну, хотя бы вещмещок или саквояж.

- Вот все, что у меня есть, - и я покачал на сетку с хлебом и сардинами.

- И это все? - последовал вопрос. - Да.

- Отправляли ли вы багаж?

- Да, конечно. Он в багажном отделении поезда.

- На этом составе? Через Брест?

- Надеюсь, что это так. Но, как вам известно, в данном случае ничего от меня не зависит.

Майор приказал двум своим подчиненным пойти в багажное отделение и найти мой багаж. Они вскоре вернулись, сказав, что моего ящика нет.

- Где ваш багаж?

- Я не знаю, - последовал мой ответ.

Майор подозрительно взглянул на меня, но, прежде чем он мог что-либо сказать, я перешел в наступление и громким голосом спросил:

- Вы желаете сказать мне, что мой ящик в Москве не загрузили в этот состав? Что он может попросту потеряться или его могут украсть? Я немедленно подам жалобу после прибытия в Вену! Вам придется либо вернуть мои вещи, либо выплатить компенсацию.

Майор вопросительно взглянул на своих сослуживцев.

- Где может находиться его багаж? - спросил опять один из них.

- Вероятно, его отправили через Чоп. Допустили ошибку при отправке ящика.

Майор просил меня не беспокоиться, сказав, что ящик найдут и немедленно перешлют в Вену, если он уже туда не прибыл.

- Что у вас есть еще с собой?

- Пальто, что висит у двери.

- Разрешите проверить его содержимое?

- Да, конечно. Смотрите.

Майор вывернул наизнанку все карманы пальто и нашел письмо с жалобами Хрущеву. Прочитав несколько строк, он сказал:

- Такие документы вывозить из страны запрещено. Кто его автор?

- Я, лично.

- Мне придется конфисковать документ.

- У вас нет прав конфисковывать мои личные бумаги. Ведь это прошлая история.

Посмотрев на меня проницательным взглядом, майор ответил:

- Либо вы отдаете документ, либо вы сходите с поезда.

Возник напряженный момент, своего рода состязание умов. Советский офицер саркастически улыбался, а поляки, поглядывая на меня, засмеялись и показывая пальцами, говорили друг другу:

- Жид! Жид!..

- Хорошо, оставляю документ, но дайте мне вашу фамилию и чин, чтобы я мог подать жалобу в Министерство иностранных дел.

Он назвал свою фамилию, которую я записал в блокнот.

- Приятного пути, - сказал он, отдавая честь.

- Благодарю, — последовал ответ.

Он покинул вагон, а я вздохнул с облегчением.

В три часа после полудня наш состав вышел из Бреста. Он продолжил путь к польской границе, которая была совсем близко. Из окна вагона открывался прекрасный ландшафт. Состав медленно пересек мост через реку, разделяющую СССР и Польшу. Двое русских соседей по купе и я, взглянув друг на друга, свободно вздохнули, словно сбрасывая с себя напряженное состояние в котором совсем недавно находились на территории Советской России. Сейчас же мы стали наблюдать за волнением и нервозностью поляков, которых что-то беспокоило. Прибыв на свою родину, они боялись досмотра польскими таможенниками своего багажа, в котором было много вещей, приобретенных в России. Они также везли четыре швейные машины, которые в России стоило дешево. Сразу после пересечения польской границы, поляки попросили нас сказать таможенникам, что часть их багажа, включая швейные машины, были нашей собственностью. В отместку за их поведение при прохождении контроля в России, мы стали смеяться. Ко мне обратилась полька, но я отказал ей в какой-либо помощи. Россияне также рассмеялись, когда к ним обратились с такой же просьбой.