Я лично вел преимущественно гражданские дела. Уголовные защиты я брал на себя только в исключительных случаях. Но участвовать в роли защитника на политических процессах я считал своим общественным долгом, хотя это участие требовало от меня чрезвычайного напряжения моих сил. Дело в том, что гражданская моя практика была очень большая. Почти ежедневно мне приходилось выступать то в окружном суде, то в Судебной палате, то у мировых судей. Работы у меня было очень много. Бывали дни, когда у меня ни одного часа не бывало свободного. Между тем политические процессы, на которых сплошь да рядом на скамье подсудимых сидели много десятков обвиняемых (иногда их число доходило чуть ли не до ста), тянулись часто дней семь-восемь, а то и недели две. Отлучаться защитникам было почти невозможно, и мне с величайшими трудностями приходилось как-то урегулировать свои дела в гражданских судебных учреждениях. Некоторые дела откладывались, по другим меня заменяли коллеги. Словом, хлопот и забот у меня было с ними очень много. Но на участие свое в политических процессах я смотрел как на общественное служение, и должен сказать, что благоприятный исход огромного большинства политических процессов, в которых я выступал, доставлял мне и моим товарищам по защите не только глубокое нравственное удовлетворение, но и большую радость.
Слушались "политические дела" и в обыкновенном уголовном суде с сословными представителями, и в Иркутском военно-окружном суде в зависимости от некоторых формальных моментов, при которых эти "дела" возникали, и я считаю своим долгом отметить, что по общему правилу военно-окружной суд оказывался куда гуманнее и справедливее, чем обыкновенный уголовный суд. И этот факт заслуживает тем большего внимания, что в обычном уголовном суде принимали участие трое коронных судей со специальным юридическим образованием и многолетним судейским стажем, в то время как в военно-окружном суде единственным образованным юристом являлся председательствующий, прочие же судьи были простыми офицерами, для каждого процесса специально назначаемыми. И мы, адвокаты, буквально радовались, когда узнавали, что такой-то крупный политический процесс будет поставлен в военно-окружном суде, а не в обыкновенном уголовном суде.
Не помню, кому из иркутских адвокатов пришла в голову мысль образовать специальную "группу политических защитников" (по примеру петербургской и московской группы), и в эту группу вошли адвокатов 7--8, которые в течение целого ряда лет очень добросовестно и достойно выступали на политических процессах, ведя свои защиты солидарно и с неутомимой энергией, стараясь отстоять подсудимых, которые вверяли им свою судьбу.
Тот факт, что на политических процессах, слушавшихся в военно-окружном суде, участвовали в качестве судей простые офицеры, диктовал защитникам необходимость уделять особенное внимание юридическому анализу тех статей, по которым обвинялись подсудимые, разъяснять их смысл и пределы их применения. И делать эти разъяснения надо было в очень простой и ясной форме. Случилось так, что на одном из первых крупных политических процессов наша группа поручила выполнить эту нелегкую задачу мне. И моя вступительная речь оказалась довольно удачной. После этого мои товарищи по защите почти на всех последующих процессах в военно-окружном суде отводили мне роль "разъяснителя" как характера преступления, который инкриминировался подсудимым, так и юридического смысла статей, по которым они были привлечены к ответственности. Признаюсь, мне эта роль была по душе, так как судьи слушали меня весьма внимательно, и я чувствовал, что я находил те простые и понятные слова, которые помогали усваивать им внутренний смысл грозных статей, выдвинутых обвинительным актом, и убедиться в полном отсутствии в деяниях наших товарищей состава преступления. И необыкновенно мягкие приговоры военно-окружного суда свидетельствовали, что наши защитительные речи находили надлежащий отклик в сердцах военных судей.
Свободное копирование
