Страницы моей жизни - 145

Глава 28. Моя работа на еврейском общественном поприще в годы 1903--1906.

   В одной из предыдущих глав было уже указано, как сильна была у меня потребность чем-нибудь помочь моим братьям-евреям, страдавшим от антисемитских ограничительных законов и произвола местных властей, и как я с этой целью стал работать весьма скромно в основанном Айзенбергом и мною юридическом кружке. Было, конечно, огромное расстояние между борьбой за социализм -- за освобождение всего человечества и за коренное переустройство современного общества на началах справедливости -- и беготней по разным канцеляриям с тем, чтобы спасти ту или иную еврейскую семью или даже несколько семейств от разорения и нищеты. Но меня это не смущало. Правда, от борьбы за социализм я не отошел, но я хорошо помнил, что вера без дел мертва, а дела могут быть и крупные, и малые. Наконец, еще большой вопрос: малое ли это дело -- спасти человеческую семью от голода и отчаяния.

   Припоминается мне по этому поводу одна легенда о цадике, волнующая меня всякий раз, когда я думаю о ней. Рассказывается она так.

   Был канун Судного дня. Наступило время торжественной вечерней молитвы "Кол-Нидре". Синагога была переполнена. Нервы у всех были напряжены до крайней степени, как это всегда бывает в синагогах в этот вечер. Все были охвачены тяжелым предчувствием, и каждый мысленно спрашивал себя, что-то ему принесет грядущий новый год. На душе у всех было тяжело от невыплаканных слез, от неизжитого горя и неизбывной скорби. Пора было начать молитву, но ждали с большой тревогой цадика, который всегда приходил в синагогу одним из первых, а на этот раз почему-то опоздывал. А без него не смели начать волнующую и торжественную молитву. Послали человека к цадику узнать, почему он задержался. Но его дома не оказалось. Тревога собравшихся росла с каждой минутой: что-то случилось с цадиком -- не несчастье ли? И чувство беспокойства вскоре превратилось в безотчетный страх, страх, что случилось что-то страшное. И в этот момент явился цадик, лицо которого светилось радостью. Видя его спокойное, радостное лицо, многие бросились к нему и стали его расспрашивать о причине его опоздания. И цадик объяснил обступившим его евреям весьма просто, почему он задержался так долго.

   -- Я направился из дому в синагогу более часу тому назад, но по дороге я увидел через раскрытое окно младенца в колыбели. В комнате никого не было, а ребенок сильно плакал. Тогда я прошел в комнату, где находился неистово плакавший ребенок, и стал его укачивать, пока он не успокоился и не заснул, -- это продолжалось очень долго...

   -- Равви, -- осмелился спросить цадика один хасид, -- и ради этого вы опоздали к такой торжественной молитве, как "Кол-Нидре"?

   -- Да, мой сын, -- ответил ему цадик, -- успокоение плачущего ребенка Богу милее, чем самая горячая молитва даже в Судный день.

   Почему я придаю этой легенде такое огромное значение? Потому что она разрешает одну из важнейших нравственных проблем с необыкновенной простотой и человечностью. Что важнее -- горячая молитва, дающая глубокое удовлетворение лично верующему, или акт любви и милосердия, который облегчает страдания ближнего? Цадик признал, что доброе дело по своему моральному значению выше, чем самая восторженная молитва, и я с ним совершенно согласен.

   Возвращаясь к характеристике деятельности нашего юридического кружка, я должен отметить, что наша работа в этом кружке была только началом; это были наши первые шаги на еврейском общественном поприще. Очень скоро события на нас возложили гораздо более серьезную и ответственную работу. Общее положение в России и ход развития еврейской общественности, равно как культурный рост еврейских масс, пробудили потребность ближе подойти к этим массам и установить с ними тесный идейный контакт не только у меня. Значительная часть еврейской интеллигенции, стоявшей в течение долгого времени в стороне от еврейской жизни, почувствовала, что она должна, что она обязана вернуться к своему народу и постараться помочь ему в его бедственном положении; заступаться за него, когда он гоним, просвещать его и поддерживать его морально, когда он так глубоко страдает от своего бесправия и административного произвола.

   Почти одновременно с нашим юридическим кружком, кажется, в 1901 году в Петербурге возник другой кружок, который себе присвоил название "бюро защиты" и который ставил себе очень большие и важные цели: вести решительную борьбу с правительственным антисемитизмом, защищать интересы евреев во всех случаях, когда темные силы царской России старались им вредить, знакомить русское и заграничное общественное мнение с истинным положением евреев в России; осведомлять общественные круги о всяком гнусном посягательстве сановных антисемитов на права и благополучие русских евреев и т. д. и т. д. Основателями этого "бюро защиты" были: Г.Б. Слиозберг, М.М. Винавер, М.И. Кулишер, Л.М. Брамсон, Л.О. Зайденман, Б.Ф. Брандт и А.И. Браудо. А в 1902 году в это бюро были кооптированы Айзенберг, Вейсенберг и я. Позже наша группа привлекла целый ряд новых членов: Ю.Д. Бруцкуса, М.В. Познера и других, так как на долю кружка выпало столько работы, что мы все были завалены ею. Жизненным нервом нашего кружка было "бюро прессы", так как в первоначальный период своей деятельности он был почти исключительно занят распространением достоверной информации о положении евреев в России в современной печати, русской и иностранной. Эту трудную и крайне ответственную работу взял на себя Александр Исаевич Браудо. И надо ему отдать справедливость, что он выполнял ее превосходно. При тогдашних русских условиях такая работа должна была вестись с большой осторожностью, и Браудо обнаружил необыкновенный талант привлекать в качестве сотрудников массу людей, соблюдая при этом строжайшую конспирацию. Даже члены "бюро защиты" не знали, каким образом и какими путями ему удавалось провести ту или иную кампанию в прессе. И только, когда он от времени до времени делал нам доклады о своей деятельности, мы узнавали, что целый ряд статей, появившихся в русской или заграничной повременной печати и нередко производивших большое впечатление, были доставлены в соответственные газеты и журналы или лично Браудо, или благодаря его усилиям.

   Мы пережили ряд трагических моментов, между нами возникали иногда очень большие разногласия, но любовь и преданность всех членов кружка к делу, которому они служили, помогали им устранять все затруднения.