"Возвращение с победой" - 2

Папа тоже рассказывал мне про эту их первую встречу. В то последнее лето его жизни мы почти все дни проводили вместе, и он рассказывал мне многое из истории своей жизни. Мне снова чудился его родной голос, и я торопливо принялась записывать, всё, что цепко удерживала моя молодая память.
 Из воспоминаний отца. 
 «Когда мы сошли с поезда в Риге, возле вокзала, тесня друг друга, стояли извозчики и автомобили. От лошадей валил пар. Повсюду пахло углём и торфом. Дым от печных труб заволакивал небо. Из чёрной эмки с надписью «Киносъёмочная» на борту вышел чернявый смуглый человек с шрамом на шее и висящей как плеть правой рукой. Он был одет в кожаное пальто на меху и картуз с накладными наушниками. 
 Елена схватилась за мой локоть и тревожно зашептала:
 – Слушайте, Павел, это же из НКВД. Это за мной.
Я крепко обнял мальчика, взял под руку спутницу. Прихрамывая, человек в кожаном пальто подошёл к нам и представился.
 – Товарищ Арманд? Я с киностудии, помощник директора картины «Возвращение с победой» Марк Цирельсон. Добро пожаловать в Ригу.
 Его голос звучал глуховато. Потом я узнал, что он был дважды тяжело ранен и контужен в боях за Берлин.
 – Очень приятно. Я – Павел Николаевич. А со мной Елена Иосифовна и Ульф.
 Цирельсон хмуро кивнул и жестом пригласил сесть в машину. Я взглянул на водителя и обомлел. За рулём сидела настоящая красавица. При взгляде на неё в голову полезли описательные штампы. Соболиные брови. Глаза, как небесная лазурь. Персиковый цвет кожи. Губы как лепестки розы. Маленькие руки с изящными пальчиками. Каштановые кудри открывали совершенные по форме маленькие уши. У меня перехватило дыхание. Я ущипнул себя за руку: ну хватит, прекрати! Она ведь замужем, это ясно. Как к ней трогательно жмётся ребёнок. У такой красавицы не может не быть семьи. Успокойся. Что за манера вот так влюбляться с первого взгляда!»
 Погрузив багаж, они сели в машину, – продолжила вспоминать мама, – и Марк представил меня.
 – Знакомьтесь, Павел Николаевич, это наш администратор Ольга. По всем организационным вопросом обращайтесь к ней. Тем более, что она ваша соседка по квартире.
 Я не слишком удивилась, хотя о будущих соседях меня никто не предупреждал. Если в доме есть опечатанная комната, её рано или поздно займут. 
 Мы тронулись с места. Марк обернулся назад: –Сейчас план у нас такой. Сначала мы отвезем вас на квартиру. Потом в киностудию. Не возражаете? –
– А мы можем где-то достать еду? – подала голос женщина.
 Как будто свирель заиграла. Я подумала, что такие голоса, наверное, были у сирен, сбивавших с пути Улисса.
– В киностудии Павла Николаевича оформят на работу, как положено, и ему выдадут продовольственные карточки. – Марк обстоятельно принялся объяснять ситуацию с едой. – По карточкам продают хлеб, колбасу, сосиски, иногда мясо.
– Это долгая песня. Павлу Николаевичу надо срочно поесть, – нетерпеливо перебила его приезжая. – Базар здесь есть поблизости?
– Есть. Вот он, прямо возле вокзала. У крестьян можно купить домашний кисло–сладкий хлеб и сало. Хлеб, я вам скажу, на любителя. Кисло–сладкий, с жесткой чёрной коркой. – Марк поморщился. – А бекон латвийский очень вкусный, славится на всю Европу. Но цены на рынке кусаются очень больно. Мы туда не ходим.
 Я подвезла их прямо ко входу в первый павильон. Они ушли, взяв с собой Стасика, а я осталась в машине. Какой смысл идти на базар, если ничего не можешь купить. Я подумала о своих вечно голодных мальчишках, и слезы перехватили горло. Скорей бы уж в Ригу из Сибири перебрались мои родители. Тогда нам будет полегче.
 Из воспоминаний отца. 
 Рынок меня поразил с первого взгляда. Я много бывал в Европе, но никогда такого не видел. Полукруглые высокие длинные здания. Напоминают ангары.
– А это так и есть, – подтвердил моё предположение Марк. – Уникальный рынок. Ангары для цеппелинов перестроили специально под торговые павильоны.
 Войдя внутрь, мы окунулись в тепло, пахнущее снедью. Сотни людей что-то меняли, покупали, продавали. В толпе встречались дамы в шляпках, офицеры, инвалиды, нищие. Хуторянки, закутанные в тёплые накидки, их мужчины в тулупах и ушанках. Мне сразу вспомнились времена нэпа, барахолки в городах, бывшие дворянки, торгующие иголками, нитками, дорогими кружевами и всякими роскошными, но бесполезными вещами в обмен на хлеб и мёрзлую картошку. Мальчик, который всю дорогу перебегал от Марка ко мне, внезапно остановился и разревелся. Он плакал с широко открытым ртом и тёр глаза кулаками. Елена переполошилась.
 – Почему ты плачешь? Что случилось?
 Я вынул из кармана большой носовой платок и вытер его личико.
 – Я хочу есть, – всхлипывал ребёнок. – я хочу чего-нибудь вкусного.
 – Сейчас, – пообещал я мальчишке. – Сейчас будет вкусное. Вот, например, эти пирожки. С чем они, хозяйка?
 – С повидлом, с картошкой, с морковкой, с капустой. Есть с ливером. Есть со шпеком. – Худая жилистая торговка говорила по–русски с заметным латышским акцентом. Её волосы были черным черны, но глаза отливали синевой. Красивое сочетание цветов. Я с любопытством оглядел национальную одежду. На плечи женщины была накинута шерстяная домотканая шаль в чёрно–белый ромб, заколотая круглой брошью из оправленного в серебро янтаря. Потом я узнал, что это национальное украшение латышей, сакта. В каждой области Латвии и накидка, и сакта различались. Впоследствии, работая над фильмом «Весенние заморозки», я увидел такое разнообразие сакт для скрепления женской и мужской одежды, что мне захотелось собрать их коллекцию. Но у меня вечно не было ни времени, ни денег, чтобы посвятить себя подобному увлечению. 
 Я начал с удовольствием тратить подъёмные деньги. Мы купили полмешка картошки, приличный кусок бекона с тонкими прожилками мяса и двадцать домашних пирожков из дрожжевого теста с разной начинкой.
 Несколько пирожков мы с Ольгиным сынишкой съели сразу же, еще не дойдя до машины. Мальчишка прямо урчал от удовольствия, как котенок. Садясь в машину, я поймал в зеркале голодный взгляд Ольги. После блокады я научился читать чувство голода по глазам. Предложил ей пирожок. Она отвела взгляд, сглотнула слюну, но вежливо отказалась.
 Марк укоризненно сказал: – Ольга, если вы не хотите сами, возьмите для вашего старшего. Он же сейчас вернется из школы.
 Я вынул три пирожка и отложил их для нас. Бумажный пакет, пропитавшийся жиром, положил вперед, рядом с переключателем скоростей. Ольга благодарно улыбнулась такой смущенной и светлой улыбкой, что у меня сжалось сердце. От базара мы ехали по бульвару не больше пяти минут. Наша водитель была на высоте. Машина шла плавно, никаких рывков, никаких резких торможений. Мы с любопытством разглядывали прохожих. Офицеры в зимней форме, дамы в шубках и капорах, обрамленных чернобуркой, штатские в пальто с меховыми воротниками и ушанками. Кончался декабрь. Здесь было теплее, чем в Москве, но задували сильные порывы ветра. Приморский город! Небо молниеносно менялось, то пропуская солнечные лучи, то закрываясь пеленой тёмно–серых туч, то опять открывая свою бирюзовую синь. 
 – Тут погода очень неустойчивая, – пробурчал Цирельсон. – То дождь, то снег. Не поймешь, как одеваться.
 Рига по сравнению с Ленинградом выглядела вполне благополучным городом. Но, проезжая по набережной, мы увидели руины.
 – В Старом городе разрушено больше трети зданий. Немцы бомбили в сорок первом – сказал Марк.
 – А во время боев за Ригу в сорок четвертом? Тоже были разрушения?
 – Представьте себе, нет. Ни единого здания. Был приказ командующего Баграмяна — сохранить культурные ценности.
 Ольга притормозила у дома в стиле арт-нуово. Дворничиха, как две капли воды похожая на сказочную бабу ягу, оторвалась от своего занятия — она мыла тротуар щёткой – и недовольно пробурчала что-то в нашу сторону.
 Дом выходил окнами на парк. Мы поднялись на второй этаж по высокой лестнице с широкими ступенями. Мне пришлось дважды остановиться, чтобы перевести дыхание. Впереди легко шла Ольга с чемоданом Елены и Ульф с моим багажом. Открыв большим ключом замок массивной двери, Ольга первой прошла в просторную прихожую, жестом пригласив нас за собой. Я не мог не заметить её превосходную фигуру. Наверное, на моём лице отразилось восхищение, потому что краем глаза я уловил пристальный взгляд Елены в мою сторону.
 Мама погрузилась в воспоминания. Она на глазах стала моложе и счастливее, будто бы и вправду смогла с помощью волшебного зеркальца снова увидеть тот первый день их знакомства. 
 – А тебя-то, мамочка, каким ветром в Ригу занесло?
 –Долгая история.
 – Расскажи, время же есть.
 – Мама закрыла толстую общую тетрадь, в которой вела дневниковые записи своим красивым разборчивым почерком.