Маму унесли, я осталась одна в комнате. Что может делать тот, у кого нет возможности спасти или спастись? Колдовать или молиться. И я молилась: «Сделай так, чтобы мама была жива, не дай ей умереть». Постель мамы была раскрыта, рядом на полу стоял ночной горшок, в нем немного красноватой жидкости. Мама оставалась в сознании и до конца своей жизни старалась ничем нас не обременять. На белых краях горшка и на простынях виднелись красноватые пятна. Я впала в исступление, стоя на коленях, я целовала эти пятна и молилась. Мое чувство было искренним, но в то же время мне, наверно, хотелось показать небесам, как я люблю маму, я надеялась, что это поможет.
Вечером я легла спать и проспала до утра. Сама ли я проснулась? Мария Федоровна стояла около моей кровати, она сказала: «Мама умерла ночью». Что-то во мне изменилось, я не заплакала, а подумала, что теперь я взрослая и должна в доме заменить маму. Я сказала: «Нужно пойти в сберкассу и взять деньги» (по доверенности, пока она действительна). Я не хотела плакать, хотела держаться, но плакала весь день. Я раньше думала, что не смогу плакать на людях, но оказалось, что я не знала себя. Я плакала на улице, когда мы шли с Марией Федоровной на Арбатскую площадь в сберкассу.
Мария Федоровна сообщила мне, что, когда мама умирала, она сказала бывшей рядом Розалии Наумовне: «Скажите Марии Федоровне, чтобы она берегла Женю». Последние слова мамы были обо мне; она сохранила мои и Марии Федоровны записки ей в больницу не только после первой, но и после второй операции.
Я не знаю, начали ли в клинике делать маме еще одну операцию. Мария Федоровна как-то сказала: «Умерла под ножом». Так точные обстоятельства маминой смерти остались еще одной загадкой для меня.
Свободное копирование
