Между тем собрались мы на совет; комендант и начальник тамошней крепостной артиллерии оба были немцы и оба сказали, что они не имеют никаких средств к защите крепости, комендант -- по неимению гарнизона, а начальник артиллерии -- за недостатком способов к действованию оной. Тогда бригадир Слизов сказал: "Гарнизон есть у меня, а действовать артиллерией, надеюсь я, найдет способ г. капитан Тучков". Тогда сказал я начальнику артиллерии: "Пушки стоят на валу, неужели нет у вас пороху и ядер". -- "Есть, -- отвечал он, -- но не из чего сделать зарядов. Я несколько раз требовал нужной для сего материи, но мне ничего не отвечали". Обратясь к бригадиру, я сказал: "За этим дело не станет, если только заблагорассудите поручить мне начальство над артиллерией". Весь совет на сие согласился. И я испросил повеление оного, чтоб послать людей во все лавки, брать бумагу, полотно и всякую тонкую материю; послать в каждую лавку по одному артиллеристу и всех женщин заставить шить узкие мешки для насыпания в оные пороху и употребления вместо картузов. Жители не только сему не воспротивились, но исполнили с большою поспешностью. Вдруг известили нас, что шведская шлюпка под белым флагом приближается к пристани. Я послан был для переговоров и встретил на берегу адъютанта короля шведского, который, увидя меня, спросил: "Вы комендант крепости?" -- "Нет, -- отвечал я ему, -- я начальник артиллерии". -- "Извините же меня, государь мой, -- продолжал он, -- что я ничего вам не имею сказать; король мой приказал мне говорить с комендантом, а не с вами". Итак, принужден я был возвратиться, а он остался ожидать на сие ответа на берегу. Когда объявил я сие совету, то приказано было мне и еще одному морскому офицеру опять идти к нему и сказать, что в крепости начальствует не комендант, а военный совет под председательством бригадира Слизова и мы посланы от имени совета. Тогда королевский адъютант г. Розен, с которым был я потом очень хорошо знаком в Петербурге, сказал мне: "Король мой велел мне объявить, чтобы вы сдали эту крепость без всяких условий, для чего дает он вам два часа на размышление. И если в продолжение сего времени не будет с вашей стороны никакого ответа, тогда предпримет он высадку, возьмет оную штурмом и не будет никому пощады. Впрочем, весьма сожалеет он, что столь храбрые и неустрашимые воины, каковы вы, осмелившиеся без всяких способов еще сегодня показать ему столь решительное и сильное сопротивление, должны будете погибнуть чрез сей несчастный для вас случай". На сие отвечал я ему: "Именем совета прошу изъявить Его Величеству признательность нашу за столь хорошее о нас мнение, которое оправдать поставляем за честь -- и все средства к тому употребим". Тогда вынул он часы свои, поверил с моими, простился улыбнувшись, и пошел к своей шлюпке, а я возвратился в крепость.
Когда донес я совету его слова, тогда все единодушно подписались защищать крепость, исключая коменданта и начальника крепостной артиллерии. Дарованное нам от короля время употребили мы на распределение начальников и людей на бастионы и прочие крепостные пристройки. По тесноте дома вышли мы на площадь, где продолжали делать разные предложения, рассуждать и спорить. Как вдруг пушечное ядро, пролетевшее через наши головы, заставило нас прервать рассуждения. Каждый из членов ухватился за часы и, взглянув, увидел, что не два, но три часа уже протекло. Все бросились к своим местам. Я побежал в назначенный для пребывания моего, так называемый главный Фридрихсгамский бастион, лежащий против самого фарватера. На нем находилось 17 пушек большого калибра, да на равелине его девять. Неприятель, устроя гребные свои суда в три колонны одна за другою, с музыкой и криком пустился прямо к фарватеру. Мы открыли сильный огонь как с главного бастиона, так и с двух соседственных, с равелинов и батарей, в плацдармах гласиса устроенных. Сие сопротивление остановило стремление неприятеля, и он, уклонясь к противному берегу залива, начал изыскивать способ вдоль оного пройти в самую гавань, но по причине множества подводных камней ход его был весьма затруднителен. Впереди ехала небольшая шлюпка, бросавшая беспрестанно лот или промер в воду. Между тем как главные его силы занимались сим медленным ходом, поставлено было с их стороны против бастиона моего шесть бомбардирских гальотов, которые начали бомбардировать оный из мортир. Шведы знали, что в сем бастионе устроен был самый большой пороховой погреб, но, к счастию, ни одна бомба к нам не долетала, их все разрывало на воздухе. Удивительно, что шведы, люди, столь много бывшие на войне, не догадались осмотреть бомбовые трубки, состав которых, как это заключить можно, слишком высох.
В сие время прибыл к нам один пехотный баталион, присланный из сухопутной армии. А мы продолжали взаимную пальбу на дальнее расстояние, почти без всякого урона с нашей стороны, потому что мы закрыты были широкими брустверами долговременной фортификации. Но собственная наша артиллерия причинила нам несравненно больше вреда, нежели неприятельская. По всей крепости находились старинного литья чугунные пушки, которые от долговременности почти насквозь проржавели, а лафеты по большей части сгнили. И в продолжение действия на бастионе моем разорвало три большие пушки, да четыре лафета рассыпались. Было чем переменить. В тамошнем арсенале находилось множество пушек, но почти все такие же. От сего приключения как на моем, так и на других бастионах, потеряли мы 25 человек убитыми и до 70 были тяжело ранены.
Не знаю, какой конец имело бы сражение, если бы не началась вдруг восставшая жестокая буря и ужасный проливной дождь. Не только шведы, бывшие на воде, но даже и мы, находившиеся на валу, не могли действовать из орудий сколько по причине дождя, а более по ужасной темноте. Зажженные на неприятельских судах фонари открыли нам их отступление, они удалились и стали на якорях саженях в 1000 от крепости.
И так кончился для нас столь трудный и опасный день 3 мая 1790 года, в который был я в морском и сухопутном сражении.
Свободное копирование
