К нападению гайдамаков 9/IV
(кажется 19 апр. 1918)
Целую неделю после обыска я не мог заниматься от волнения казенною работою и больше всего проводил время в постели, читая приложения к "Родине" за 1914 год, случайно оказавшиеся у Федосьи Николаевны. Боль в пояснице стала проходить. В те минуты и часы, когда голова ничем не была занята, я все упорно думал о том, зачем у меня был обыск. Хотелось доискаться до той причины, -- вероятно, гнусного доноса, с которой начался на меня поход злых людей.
Из газет мало-помалу выяснилось, что сейчас же после прихода немцев и украинцев по городу были учинены какими-то неизвестными лицами массовые обыски, расстрелы и аресты, ничего не имеющими общего с новой властью, которая поспешила объявить населению, что она приняла меры к ограждению населения от политической мести.
Путем расспроса знакомы на нашем дворе я пришел к убеждению, что вся гнусная история произошла не без участия живущих в нашем доме. Прямых улик пока нет, но косвенных в виде предположений много.
На совещании податных инспекторов я надеялся осветить всю историю, но к моему удивлению вопрос о ней совершенно не поднимался, хотя об этом был мною извещен председатель нашего президиума Степаненко. Я просил его на третий день после обыска доложить нашему управляющему. Но он только заявил управляющему в присутствии всех о том, чтобы было испрошено для всех инспекторов право иметь оружие для самообороны. Это пожелание было сейчас же отклонено.
После совещания я доложил подробно о своей истории управляющему, но он только выслушал меня внимательно, и тем дело кончилось.
Равнодушие всех и безучастность при проживании столь страшного переходного момента меня оскорбило, и я решил искать защиты у властей. Сначала обратился в милиционный участок. Дежурный помощник комиссара выслушал меня и равнодушно объяснил, что будто бы массовые обыски производились по ордерам в государственных учреждениях. Между прочим, и в судебных местах. Хотели сделать обыски также и в милиционных участках.
Объяснение это мне показалось неправдоподобным и я через день отправился в Управу, чтобы там зарегистрировать свой случай, не ища уже никакой защиты.
В Управе как раз образовалась анкетно-следственная комиссия. Я отыскал ее. К моему удивлению председателем ее оказался мой товарищ по университету Б.П. Куликов. Будучи студентом, он носил синие очки и никогда сам ничего не читал, чтобы окончательно не потерять зрения. В изучении наук ему помогал его друг-однокурсник Смирнов. Я был уверен, что он скоро совсем ослепнет, но каково было теперь мое удивление, когда я увидел его без очков, видящим и даже пишущим.
Он припомнил мою фамилию, но лицо забыл.
Я рассказал ему вкратце свое происшествие, добавив, что сообщаю это для регистрации, не надеясь, чтобы из этого вышло что-нибудь для меня полезное.
-- Для истории важно, -- заметил Кул[иков] улыбаясь.
Все эти обыски самочинные. Управа не давала никаких ордеров.
Свободное копирование
