Вторник 22 июля. Утром почтальон принес 2 номера "Биржевых ведомостей" впервые после мобилизации. Я спросил его, исправно ли действует почтовое учреждение.
-- Сначала ожидали распоряжение, чтоб все имущество вывезти, а потом приказали возвратиться. Работы в конторе возобновились.
Затем почтальон выразил уверенность, что мы разобьем врагов...
На улицу я вышел позже обыкновенного. Военные ~~уже ~~примелькались и не производили уже ~~военного ~~тревожного настроения. Много запасных в форме. Встречаю знакомые лица из гражданских, обряженных в военную форму. Прошел акцизный контролер в офицерской форме, приехал на извозчике следователь.
Толпа менее возбуждена.
На улице появились новые объявления: о том, что будут наказываться лица, отказывающиеся принимать бумажные деньги, и что всякие беспорядки будут [нрзб] оружием.
Вечером, чтобы отдохнуть от военных переживаний, пошел в сад Геленгоф. Вход был бесплатный, так как оркестр уехал в Варшаву. Буфет закрыт. Действовала только молочная. В саду всего два-три гуляющих, когда как в нормальное время их всегда много. После дождя в саду было очень хорошо, дышалось прохладою, красивая зелень и цветы казались такими задумчивыми, как бы скорбели, что человечество отвратилось от красот природы и готовится к братоубийственному пролитию крови. Тишина нарушалась лишь шелестом листьев. Теплый воздух был наполнен роем каких-то насекомых.
Напившись в молочной сливок и кофе, я посидел с наслаждением возле цветника и, когда стемнело, неохотно пошел из сада.
По дороге заглянул в Женскую Гимназию, чтобы справиться о положении дел. Сторож провел меня к письмоводителю, оставленному, так сказать, комендантом гимназии. Он заявил, что делопроизводство все перевезено в Полтаву, и там хранится в магазине на железной дороге.
-- А как поступить мне с дочерью? -- спросил я его; -- Можно отдать ее в какую-угодно гимназию?
-- В какую угодно. Но лучше подождите отдавать: война, вероятно, скоро кончится... Франц Иосиф, как я слышал, умирает или уже умер...