Школьная экскурсия
24 и 25 мая. С целью усовершенствования в живописи я поступил в школу польского художника Петра Шиманского, открывшуюся в этом году. Постановкою рисования пока доволен. Вместе с двумя девицами и юношею (все евреи) рисую красками с живой и мертвой натуры. Сам Шиманский руководит нашими работами. Он почти ничего не говорит и не объясняет, но больше поправляет работы.
В субботу утром ученики в числе шести человек, из которых одна была девица, собрались в школе, и, подождав прихода директора, сели с ним же на двух извозчиков и отправились на вокзал. Ученики были трех национальностей: русской, польской и еврейской.
На станции Колюшки, находящейся в 25 верстах от Лодзи, мы прошли в буфет 3 класса, напились чаю, навьючили на себя рисовальные принадлежности и пошли нанимать фурманку. Уселись на двух. Целью нашей поездки была живописная местность в 4 верстах от Колюшек.
Не успели мы проехать и полверсты, как у молодежи проявились бурные припадки веселья: пели, свистели, кричали. И так это длилось в течение двух дней, до возвращения в Лодзь. Повидимому, все рады были, что вырвались на весеннее приволье из шумного города и не сдерживались от нахлынувшего веселья. Больше всех шумели один еврей, будущий скульптор (Зоненберг), с оригинальной физиономией. Он не был красив, но большие черные глаза, взбитая прическа из черных волос, матовое бритое лицо обращали на себя общее внимание. Он свистел, пел и своими остротами и шутками смешил всех, служил для нас как бы клоуном. Говорили и пели исключительно на польском языке. Если кто обращался ко мне, то употребляли русский язык.
Вскоре мы прибыли в дачную местность в 5-6 верстах от города Березин, оставили брички и углубились в лес. Подошли к пансиону Творжиевской, красивому двухэтажному деревянному дому. Сама хозяйка вышла нам навстречу. Решили сначала закусить.
Расположились на большой веранде. Я заказал себе обед, который обошелся в 80 коп., а остальные заказали кислое молоко с вареным картофелем, -- национальное польское кушанье. Картофель в растертом виде подается на особой тарелке.
В ожидании еды мы расположились на скамьях. Двое из художников заметили на деревянных скамьях изображенные кем-то сердца и сейчас же сами принялись иллюстрировать стену. Один нарисовал сердце, пронзённое стрелою, с капающими по бокам каплями крови, а другой нарисовал под сердцем человека с разинутым ртом так, что кровь капала ему в рот.
Закусив, мы отправились в водяной мельнице и там сейчас же уселись за работу. Рисовал и сам руководитель наш.
К 2 часам возвратились и, немного отдохнув, опять принялись за рисование. Согласилась позировать хозяйка пансиона. Она сидела на скамейке в открытой беседке, в цветном платке, и страшно зевала, так что ее трудно было рисовать.
У меня портрет почти удался, учитель поправил его немного, и я понес его на веранду. Оригинал последовал за мною и предложил поместить портрет в особой комнате на шкафу. Я поблагодарил за внимательное отношение к моему труду.
Перед вечером наши планы на дальнейшее пребывание в данной местности разрушились: девице захотелось непременно петь или ехать на ночлег к своим дачным знакомым, поселившимся при железной дороге около Колюшек. Сначала предполагалось, что ее кто-нибудь проводит, но желающих не было, и пришлось нам всем ее сопровождать. По случаю воскресенья нельзя было найти подводу и вся компания двинулась в путь пешком.
Было не жарко, так что 6 верст мы прошли почти незаметно, без особенной усталости.
В деревне "Жаховице", куда мы направлялись, с большим трудом отыскали знакомых девицы. Было Уже совсем смеркалось.
Я дорогой не раз вспоминал про портрет хозяйки пансиона, который пришлось ей согласно уговору. До самого отхода из пансиона я не знал об этом уговоре, между тем девица согласилась позировать с тем лишь, чтобы взять себе лучшую работу. Выбор ее пал на мою.
В Жаховицах знакомые нашей девицы Едмяки -- евреи приняли нас довольно любезно и угостили всех кипяченым молоком с хлебом и булками и чаем.
Откуда-то понабрели любопытные и рассматривали нас как обитателей луны или зверинца. У хозяев оказалась дочь лет 17-18, подруга Едмяки, стройная, с черными глазами. Освоившись с новым местом, некоторые из наших художников прежде всего решили запечатлеть на столах свои таланты в рисунках.
После еды устроили игры на веранде соседей дачи. К нашему общему кружку прибавилось еще несколько прибавилось еще несколько молодых дачников. Играли во все то, что известно и в Воронежской губернии и в Севастополе и где-нибудь в Прибалтийскому городе: в фанты, в перебрасывание платка одним другому, в отбирании мнений и т.д.
После 12 часов отправились спать на сеновал. Все улеглись в ряд, но так тесно, что я, например, не имел возможность свободно повернуться. Спал отвратительно, так как мешал несколько. Когда сплю в костюме, то ощущаю пренеприятный кошмар.
Несмотря на неудобства, я пролежал до 6 часов утра. Спал ли я или дремал, -- не мог дать себе отчета.
Вскоре повылезли из сеновала и остальные художники. Умывались и вообще совершали туалет прямо во дворе возле колодца.
Зоненберг был в дурном расположении духа. Он говорил, что чувствовал, как ночью бегали по полю мыши. По голосу я теперь догадался, что это он вчера, когда мы уже улеглись в впотьмах на сене сказал просунувшей в дверь голову нашей спутнице, что одного из нас мыши уже съели. Кого именно, не пояснил.
После чаю, любезно предложенного теми же дачниками, мы начали собираться в дальний путь, но, по случаю воскресенья, не могли достать подводы и потому решили заняться рисованием где-нибудь поблизости. Перед уходом я спросил солтыса (сотскаго), у которого мы ночевали, сколько следует заплатить ему за ночлег. Вместо денег он попросил только нарисовать на металлической дощечке, прикрепленной к столу, орла и написать его должность.
Один из коллег сейчас же принялся за дело и нарисовал контур орла, но солтыс с видом знатока заметил, что так нехорошо и что-де нужно зачернить орла. Это желание исполнил уже я. Оригиналом для орла послужила монета. Краска нашлась у самого солтыса. Очевидно, он долго ожидал подходящего случая, когда случай занесет какого который послал бы кого-нибудь благодетеля который заполнил бы для заполнения пустой дощечки.
Приближался час прихода поезда из Лодзи, с которым должны были прибыть еще несколько учеников. Руководитель на в сопровождении некоторых из нас отправился на платформу встречать приезжих. Таких прибыло еще четверо, в том числе одна девица, посещающая вечерние занятия -- стало еще шумнее.
Всей гурьбой отправились в ближайшую деревню, где советом избрали полуразвалившуюся избу. Рисующие представляли довольно живописную группу с мольбертами и ящиками.
Часа в 2 начал накрапывать дождик и мы пошли в ближайшую лавку, где заказали молоко, чай и колбасы. В соседней комнате расположились все за двумя сдвинутыми столами, но так что христиане сгруппировались в одном конце, а евреи в другом.
Девицы уклонились от свиных колбас, но юноши-евреи уплетали их усерднее христиан.
После еды посидели на платформе около часа, а затем углубились в лес, где зарисовали по пейзажу.
Часов в 8 я распрощался со всеми, намереваясь сегодня же добрался до Лодзи, а остальные остались рисовать закат солнца.
Свободное копирование
