1907
38 лет
Поездка в Петербург.
С 30 ноября по 11 декабря. Податный инспектор Лодзинского уезда, Петровской губернии, предложил мне поменяться с ним участками, мотивируя свое желание, что он многосемейный (7 человек детей) и ему дороговато жить в Лодзи.
Желая как-нибудь выкарабкаться из Мариампольской ниши, я согласился и послал директору депр. окладн. сбор. докладную записку о желательном перемещении. С 20 приблизительно июля, когда я послал записку, и до 29 ноября заинтересованные в перемещении лица томились ожиданием. Сувалкский управляющий казенною палатою испытывал наше терпение и под разными предлогами тянул с ответом на запрос департамента почти три месяца! Это ли не бюрократизм! Говорят, что он получил из департамента два подтверждения.
28 ноября я поехал в Петерб. узнать в каком положении дело. 1-го декабря узнал в департ. от нач. отд. Шпаковского, что 29 ноября состоялся приказ о перемещении -- как будто бы даже и не стоило ради этого ехать в Петерб., но я стремился туда собственно и не ради одного дела с перемещением, а для устроения и литературных дел.
В этом отношении потерпел полную неудачу, что было крайне обидно и досадно.
Поселился я у брата Миши, служащего учителем рус. языка в Александр. кадетск. корпусе, а питался у него и у другого брата Володи, который там же занимал с женою 2 комнаты.
Напившись в 10 часов чаю, я получал от жены Володи бутерброды и отправился фланировать по редакциям, книжным магазинам и т. под. Около часа или двух заходил в какую-нибудь булочную, выпив съедал бутерброды и выпивал по стакану молока и чаю. К 6 часам вечера возвращался домой, где вчетвером усаживались за обед. После обеда иногда опять уходили.
Везде мои рукописи охотно принимали и еще охотнее возвращали обратно, не находя пригодными для печати.
"Биржевые Ведом." не приняли очерка "Особое поручение" "Вестн. Европы" -- "Не сошлись" и "В св. Горы". Последнего произведения не принял журн. "Природа и люди". "Пробуждение", поместившее в этом году две моих вещи: "Весною" и "Градобитие", отказало в приеме рассказов "Заколдов. квартира" и "Воинская честь".
Только в редакции "Стрекоза" нашли приют два рисунка, как темы, из которых один будет оплачен 50 коп., а другой рублем.
Несмотря на неудачи, и отнес все-таки забракованные рукописи в другие редакции.
В большинстве случаев доступ к редакторам затруднителен и не всегда их можно лицезреть даже и в приемные часы. В кабинете некоторых редакторов чувствуешь себя в роли пациента у докторов. Иной раз рукопись приходилось оставлять у швейцаров.
Откровеннее всех оказался Корецкий, редактор "Пробуждения". Он указал мне мотивы отказа. Утешил, что отказал накануне в приеме рукописи и от известного уже литератора. С будущего-де года начнет действовать в редакции новое правление, которое с большею разборчивостью отнесется к рукописям. В этом году случались разные недоразумения: один, например, поместил свое произведение в "Пробуждении", прогрессивном органе, а затем вдруг перекочевал в реакционный "Новое время". Присылали произведения даже гимназисты.
Внимательно отнесся ко мне редактор жур. "Исторический Вестник" Шубинский. Он растолковал, почему не может поместить у себя заметки "Встреча Импер. Алекс. III в Воронеже" и посоветовал отнести ее в редакцию "Русская старина".
К редактору жур. "Родина", несмотря на все старания, я не мог попасть и оставил рукописи "Воинс. честь" и "Заколдов. квартира" на попечение швейцара. В течение четверти часа я мотался по двору и около дома, получая неверные указания относительно квартиры редактора, живущего в собственном доме.
Мало вообще сердечности и внимательности у петербуржцев. Они представляют собою не людей, а каких-то автоматов! Многие, разговаривая с вами вовсе не интересуются, кто перед ними стоит, и не смотрят на собеседника. Дела, начатого, не прерывают, отвечают лаконически и уклоняются от пространных объяснений. Такие люди для деловых отношений скучны и неинтересны и не удовлетворяют клиентов.
По части живописи мои похождения также были мало успешны. Открыток моих, которые одобрил известный художник Альберт Никол. Бенуа, в Евгениевской Общине не приняли для напечатания. В Общества Поощрения художеств (Морская_ я представил на суд жюри две своих картины, из которых одна "Пильщики" была принята для продажи с аукциона, а другая с фигурою И.Х. забракована, озаглавлена "Я не оставлю их". Аукцион назначен на 16-е декабря и я просил братьев посетить его.
С представлением директору деп. для сборов, у которого я замеревался просить пособия, также не повезло.
Зайдя к портному, я оделся в новенький мундир, только что сшитый, и отправился в 12 час. в декабре. День (пятница) был приемный. Я записался на особом листе первым. Набралось еще человек 7 посетителей, из них два -- управляющие казенными палатами. Прождали в томительном безделии три часа. Наконец пришел директор, повертелся в своем кабинете и велел объявить через швейцара, что прием отложен до понедельника. Общий конфуз или табло!
У меня уже истек срок отпуска и я вынужден был отказать себе в удовольствии показать дирек. новый мундир...
По совету нач. отд. Шпаковского послали директору по почте сложное прошение о пособии.
В часы свободные от "литературных" и "живописных" скитаний, я посещал разные выставки и увеселительные места: учительскую выставку картин в академии художеств, выставку плафонов Маковского в здании общества поощрения художеств, снятых c покоев Таврического дворца стен дома фон-Дервиза, музей Александра III, кустарно-промышленную выставку, кустарный музей в соляном городке, концерт в городской думе, пьесу "Черные Вороны" в театре Красова, кинематограф и фарс "под звук Шопена".
Ученическая выставка показывает, что появились новые таланты, из которых некоторые получили заграничную командировку. Среди массы ученических этюдов и набросков мелькали очень хорошие вещи. Я порывался купить одну, но, когда узнал, что цена ей 50 р., должен был умерить свое желание.
Плафоны Маковского мне очень понравились воздушными тонами, хотя и не правдоподобными, реальными, но жизнерадостными, ласкающими взор. Рельефность замечательная!
Издали мне показалось, что фигуры вылеплены из гипса и раскрашены.
В музее Ал. III почти все осталось без перемен. Прибавилось несколько нового талантливого художника Борисова, живописателя полярной природы, и временный отдел картин покойного Верещагина, изображающих эпоху 1812 года. Ни одно из его произведений не произвело на меня впечатления своею сухостью в техническом отношении. Некоторые картины положительно слабы.
Рядом со зданием музея выстроено другое большое здание для вновь приобретенных картин, но будет отделано не раньше как через два года.
Пьеса "Черные Вор." дается очень часто и театра постоянно полон зрителями. На меня пьеса произвело хорошее впечатление своею новизною и поучительностью.
На концерте в Гор. Думе меня поразило обилие евреев. Здесь они еще типичнее, чем в черте оседлости. Евреи продавали мешочки со сластями с благотворительною целью, картинки и др. вещи, некоторые номера исполнялись евреями. Танцевали преимущественно евреи.
Под мелодичные звуки военного оркестра и в грациозных танцах они представляли, за немногими исключениями, настоящие карикатуры.
Попугай, который продавался также с благотворительной целью, перекрикивал весь оркестр.
Что касается фарса, то от него веет модою: на сцене фигурирует стальная кровать, некоторые артисты освобождаются от верхнего костюма (не снимаются только брюки), а одна артистка сбрасывает весь капот, чтобы лечь в постель. Впрочем, любители пикантности сейчас не разочаровываются, потому что костюм под капотом представляет не что иное, как воздушное летнее платье с кружевами, вполне приличное.
Каждое увеселение имеет свою публику. На фарсе, например, преобладали все люди интеллигентные и солидные. На пьесе "Чер. Вор" -- мещанская публика, а на концерте -- больше молодежь.
Из моих наблюдений следует отметить следующее: на набережной Екатерин. канала двигалась дворцовая стража из Николаевских солдат под предводительством двух офицеров. Какого-то давно забытого эпохою повеяло от этих старинных людей! Они шли в полном вооружении, с огромными мохнатыми шапками, такие все благообразные... Они казались коротенькими, -- не знаю почему, -- от старости или от своеобразной формы и с трудом подвигались по скользкой дороге под бременем лет и тяжелой амуниции.
Несмотря на симпатичный вид, они возбуждали в прохожих благодушную улыбку. При взгляде на них невольно отдаешься воспоминаниям о суровых Николаевских временах и проникается уважением к этим историческим человеческим документам! Ещё кажется, что эта группа, выхваченная из старины, как будто не на месте, -- впечатление, навеянное, разумеется, формою и годами солдат.
В опере они не так останавливают на себе внимание, как на набережной Екатерининского канала, пережившей столько событий и стольких людей, видавшей виды!...
Декабря 2. Володя с Клавдией уехали на неделю в Москву к родителям Клавдии. Видимо, они скучают в Петербурге и их тянет в первопрестольную. В климатическом отношении Петербург Володе вреден.
Миша целый день занят уроками или разными комиссиями, так что с ним приходится видеться урывками: за обходом или вечером. Вместе ходили только на концерт.
На другой день после концерта черта мы заспались. Вдруг отворяется дверь и входит высокий человек, тип упитанного помещика. Это оказался брат Паша, который приехал из Москвы проведать меня. Он был в веселом расположении духа.
Отслужив в Севастополе 3 года за пенсию военным врачом, он перебрался с женою в Москву, где получает на заводе Володиного тестя 50 руб. и рублей 100 вспомоществования (родственного) и бегает по клиенткам, занимаясь медициною практически. Практики еще нет.
Своею судьбой он как будто недоволен: трудно в Москве жить.
Вечером Паша уехал обратно.
11-го декабря возвратились из Москвы Володя и Клавдия и я, побыв с ними почти весь день, покатил в Мариамполь.
Свободное копирование
