19-ое марта, вторник. Записка от Островского из Менхегофа.
Дорогой Николай Сергеевич!
Вы обещали для нашего журнала статью о Достоевском. Однако Ваша статья появилась во «Всходах». М[ожет] б[ыть], это другая статья? Во всяком случае, прошу Вас учесть, что в нашем журнале «Грани» печатается только оригинальный материал. Я хотел бы знать:
1) будет ли и когда статья о Достоевском – размер 8-10 страниц (впрочем, не ограничиваем размер). «Великий русский мыслитель» – кажется, так называется (?)
2) когда будут очерки о современной Германии? Слава Трушнович берется сделать зарисовки.
Я очень хочу Вашего сотрудничества, но оно возможно только тогда, когда мы можем рассчитывать, что Ваша статья, запланированная для нашего журнала, попадет к нам тогда, когда обещана.
Дорогой Николай Сергеевич! Убедительно прошу с полной ответственностью отнестись к нашим договорам относительно сроков.
Крепко обнимаю Вас.
15. 3. 46. Ваш Е. Островский
Я написал четыре письма. Первое – Алмазову.
Гамбург, 19/III.46
Уважаемый Алексей Ардальонович!
Ваше письмо от 15/II, полученное мною вчера, очень порадовало меня. Я опасался, что мы окончательно потеряли друг друга из вида и не сумеем более наладить связи. К счастью, этого не произошло.
Целый ряд обстоятельств помешал мне встретиться с Вами, как было условлено. Однако все же я побывал недавно в Менхегофе и повидался там со многими людьми. На юг я, к сожалению, не добрался.
Эта поездка и, в особенности, ряд событий, последовавших за возвращением моим в Гамбург, заставили меня над очень многим задуматься и произвести известную «переоценку ценностей». Я не особенно спешу с выводами, но все-таки, мне кажется, я мог бы согласиться с некоторыми из Ваших мыслей. Вопрос этот большой, и мне непременно нужно будет побеседовать с Вами (и лично, и по поручению известных лиц) в ближайшее время. Так нужно, что я решаюсь ехать к Вам, как только окончательно поднимусь на ноги после болезни (у меня был приступ язвы, и я еще в постели). Сделаем мы это так:
в начале той недели я буду в одном лагере у голландской границы в 130-150 кил[ометрах] от Вас. Там я оставлю своего спутника, а сам поеду к Вам на сутки, т. к. спутник мой не может долго ждать меня. Это будет между 28-ым и 30-ым марта. Надеюсь, что примерно в этих числах Вы будете дома, т. к. встреча с Вами является единственной целью моего визита в Kevelaеr.
Желаю Вам успеха и жму Вашу руку.
Искренне Ваш Н. П.
Второе – Островскому.
Гамбург. 19/III.46
Дорогой Евгений Романович!
Я вполне понимаю Ваше справедливое негодование по поводу задержки обещанного мною материала, но все же должен дать Вам некоторые разъяснения.
Статья «Ф. М. Достоевский» была написана мною еще до поездки к Вам, и лишь теперь (в неузнаваемо изуродованном виде) появилась во «Всходах». О том, что я написал подобную статью для «Всходов», я даже имел честь Вам докладывать, будучи в Менхегофе. Мы же с Вами договаривались о том, что я напишу для Вас не общую статью о Достоевском, а посвященную какой-либо одной (конечно, основной) проблеме его творчества. Я предложил даже и тему: «Проблема свободы (или гуманизма) у Достоевского». И эта тема была Вами принята. Статья эта «почти» написана, и если бы нарочный уезжал не завтра, а в пятницу, я послал бы Вам ее. Я закончу ее в пятницу (мне не достает одной книги, кот[орую] я получу лишь завтра) и тотчас же передам ее Андрею Александровичу, кот[оторый] обещает выслать Вам ее немедля. Прошу Вас иметь в виду, что я по приезде ровно неделю пролежал неделю с сильнейшим приступом язвы и сейчас еще едва таскаю ноги, свидетелем чему является все тот же Андрей Александрович. Тем не менее, я виноват перед Вами и прошу еще раз извинить меня.
В пятницу я уезжаю зарабатывать хлеб свой – на неделю, т. е. до 29-го – 30-го, а по приезде тотчас же напишу первый очерк из серии «Современная Германия», кот[орый] будет называться «Сан Паули». Второй очерк – «Бункерные люди», и третий – «Молодая Германия» или что-то в этом роде.
Итак, вот Вам окончательные сроки, за которые я Вам ручаюсь головой:
1) «Проблема свободы у Достоевского», сдается мною Андрею Александровичу в пятницу 22-го.
2) «Сан Паули» сдается ему же 2/IV.
Планируйте мои статьи в зависимости от этих сроков, учитывая, что Андр[ей] Алекс[еевич] (не в пример мне) – аккуратнейший из людей. Посылать почтой совершенно невозможно: все пропадает.
Где «Посев»? Где?
Крепко жму Вашу руку. Привет друзьям.
Ваш Н. П.
Третье – Сереже.
Гамбург. 19/III.46
Милый Гася!
Вот уже две недели, как ты уехал, а от тебя – ни строчки, хотя уже было две оказии от вас. Как вы добрались? Как ты себя чувствуешь? Я все опасаюсь, что ты выехал слишком рано, да еще в дряной обуви. Не подхватить бы осложнения.
С багажем история. Примерно 10-го или 12-го мы получили твой и мой багаж, а багажа Дмитрия Спиридоновича нет до сих пор. Мы подали заявление о пропаже, но очень настаивать боимся, т. к. все время спрашивают о содержании пакета. Сильно опасаюсь, что он уже не придет, и почти уверен, что его «распатронили» здесь в Гамбурге после того, как Дм[итрий] Спир[идонович] разболтал, что у него там «essen». Лично для нас это, вероятно, еще большая потеря, чем для него. Одолжив ему две тыс[ячи] марок, мы остались буквально без гроша и теперь живем в долг. В таком отчаянном положении (поверь мне) мы не были уже давно.
В твоем пакете все было в сохранности. Я продал (Эм[мануилу] Конст[антиновичу] и просил его записать цены для тебя) пять б[анок] по сто десять, итого пятьсот пятьдесят, масло за четыреста пятьдесят, кофе за двести десять (Прейс не давал и того, т. к. кофе оказалось плесневелое). Итого тысяча двести девятнадцать мар[ок]. Чай он долго не брал совсем, а вчера приехал, взял, на условии, что если продаст, то рассчитается со мной, не продаст – вернет товар обратно. Итак, у меня твоих тысяча двести девятнадцать мар[ок] + три пачки чая.
Я очень прошу тебя об одолжении. Дмитрий Спиридонович должен мне две тыс[ячи]. На тысячу он обещал мне прислать товара, а тысячу я должен был взять из выручки от продажи его багажа. Багаж исчез, а я без гроша в кармане. Нельзя ли нам сделать так: я оставлю у себя твою тысячу марок (двести десять посылаю), а он выдаст тебе эту сумму на месте (чтобы мне не ждать еще месяц), а на вторую тысячу пошлет, как обещано, багаж (Expressgut!!! И пусть упакует хорошо). И я, и Ляля очень сочувствуем ему и постараемся помочь снова встать на ноги. Об этом я пишу ему в приложенной записке, с содержанием которой ты ознакомься, а потом отдай ему. Но прежде мы должны подумать и о себе: у нас положение отчаянное. Повторяю. Ты меня очень обяжешь. Если этого сделать нельзя, я вышлю тебе твою тысячу (+ что получу за чай) немедленно по получении ответа от тебя.
Что нового у вас? Как работается Сонюшке? Что делаешь ты? Привет от всех нас. В начале апреля (между десятым и пятнадцатым) я, быть может, снова буду в Касселе. Но надеюсь, что до этого приедет кто-нибудь из вас. Будем рады.
Целуем вас обоих.
Ваш Н.
В четвертом письме к Дмитрию Спиридоновичу повторяю то, что сообщаю и Сереже. Три этих письма – характеристика нашего теперешнего положения и моих ближайших планов. Но я все еще очень слаб и действительно едва таскаю ноги.