На поезде мы с Людой отправились в Улан-Удэ. По дороге она призналась мне, что после моего отъезда в Хоронор она едва не уехала в Улан-Удэ. Этот её роковой поступок во многом предотвратила старшая медсестра инфекционного отделения Мария Владимировна, с которой Люда успела подружиться.
В Улан-Удэ в нашей квартире вовсю хозяйничали Смирновы. После нашего приезда они и не думали покидать её. До людей не доходило, что они мешают нам. Пришлось их выпроваживать едва ли не силой. Это разозлило нас. У меня пропала всякая охота помогать им в закреплении нашей квартиры за ними. К тому же ко мне на переговоры прибыл начальник глазного отделения Улан- Удэнского госпиталя капитан Анищенко, который напомнил мне о том, что я в своё время перебежал ему дорогу при получении этой квартиры, и он просил меня помочь ему сейчас в закреплении её за ним. Тогда я решил занять нейтральную позицию и сдать квартиру без жильцов, пусть КЭЧ и командование госпиталя решат, кому она должна принадлежать. В конечном счёте её выделили капитану Анищенко.
Мы с Людой погрузили всё своё имущество в контейнер и отправили его в Борзю, а сами на самолёте убыли в Ленинград. Меня неудержимо тянуло в этот прекрасный город, к тому же я решил показать его Люде.
В Ленинграде мы остановились у родственников Людиных знакомых. На следующий день я отправился в клинику им. Куприянова навестить своих учителей и сослуживцев. Пробыл я там недолго, а когда возвращался назад, то на проходной лоб в лоб столкнулся с Людой. Я был поражён её поступком. Ведь она не знала город, не имела представления о том, где находится клиника, и вдруг оказалась здесь. Свой поступок она объяснила тем, что после моего ухода она вообразила себе, что я в клинике милуюсь сейчас со своими прежними поклонницами, и она тут же решила разыскать меня там.
За три дня, которые мы провели в Ленинграде, я показал Люде очень многое. Мы даже успели побывать с ней в Петергофе и Пушкино. Устали мы при этом основательно.
Затем мы отправились в Гомель, где нас больше всех ждала Тоня. К нашему приезду она приурочила крестины Аллы, а меня при этом она решила сделать крёстным отцом.
Когда мы появились у Тони, то меня очень поразила такая картина: на кровати сидит Алла с засаленным лицом и руками и с куском сала во рту вместо соски. Тоня с Мишей были на работе, в доме хозяйничала мама. Она здесь была и нянькой, и кухаркой, и уборщицей. Она пожаловалась нам на то, что ей здесь трудно, и что она очень жалеет, что уехала от нас. Но ведь она так жаждала этого.
В субботу я, Люда, Игорь, Тонина подруга и кума Таня Рубанова и Алла в коляске отправились в церковь. Во время регистрации там священнослужитель, увидев моё удостоверение личности офицера, смутился и быстро возвратил его мне. По-видимому, офицеры Советской Армии нечасто попадают к ним в качестве крёстных отцов. Затем мы стали в шеренгу по одному, при этом я держал Аллу на руках. При проведении обряда крещения Алла подняла крик, мы никак не могли её успокоить. Меня очень неприятно поразило то, как священник всем нам, крёстным отцам и матерям, совал для поцелуя один и тот же крест. Мне это показалось недопустимым нарушением санитарии. Затем мы спокойно добрались домой и справили там крестины.
Ещё я должен отметить то, что Люда всем моим родственникам понравилась, никто из них не сказал в её адрес ни одного плохого слова.