После провозглашения восстания, возникшего в связи с поранением полковника, Муравьев, повидимому, еще не зная, что главная революция в Петербурге уже усмирена, утром 30 декабря выступил с ротой своего батальона из Трилесов, прошел Королевку, Кишинцы, Поляниченцы, Ковалевку и Устимовку, села на двух берегах речки Каменки, принадлежащие к белоцерковским поместиям и почти объединенные между собой. Ваяв там все роты своего батальона, он спешно; двинулся, далее и, миновав села Серединную Слободу, Марьяновку, Мытницу, занял Васильков, про что уже было упомянуто о рассказе капитана Ульферта.
А теперь расскажу о дальнейших происшествиях.
В Василькове повстанцы поймали ненавистного им майора Трухина, сорвали с него эполеты, сильно побили и, приставив к груди пистолет, заставили его как заместители раненого полковника подписать приказ, чтобы все роты полка в походном снаряжении собрались в Мотовиловке 31 декабря. Этот приказ тотчас же полковой почтой был разослан по ротам.
Была уже поздняя ночь, и солдаты, напившись водки в шинках, которые были на городском откупе, и набравши хлеба у торговок, не сделали более никаких злоупотреблений и спокойно переночевали на тесных квартирах в самом городе, не трогая длинных улиц предместья, где жили казенные крестьяне.
Несколько офицеров хотело навестить раненого полковника, но мольбы и вопли полковницы заставили их отказаться от этого намерения, и они оставили его в покое.
Обстоятельства фатально тяжело складывались для обоих братьев Муравьевых. Младший их брат Ипполит Муравьев, офицер царской свиты, был послан курьером с депешами из Петербурга в Кишинев и проезжал в то время, когда брат занял Васильков. Как рассказывали, братья очень просили его, чтобы он исправно выполнил свое поручение и ехал в Кишинев, а их оставил на волю судьбы, какая их ожидает. Однако он, молодой человек лет, быть может, двадцати, твердо решил остаться с братьями на их скользком пути, чтобы разделить с ними участь.
Он был первый, кто привез известие, что главное восстание в Петербурге уже усмирено. Если бы об этом Муравьев узнал ранее, возможно, что он покорился бы своей судьбе и не принес бы в жертву столько своих сторонников, но теперь было уже поздно.
После этого в тот же день, когда Муравьев занял Васильков, произошел было удобный для его замыслов случай, который, однако, чудесным образом его миновал.
Генерал Тихановский, командир дивизии, к которой принадлежал Черниговский полк, имел свою дивизионную квартиру в Белой Церкви при егерском полку, который там стоял. Получив краткое известие о событиях в Трилесах, он поспешил в Васильков. Вследствие сильнейшего мороза он остановился, чтобы обогреться возле моей корчмы на большом почтовом тракте у с. Мытницы. Здесь арендатор корчмы Герш Островский предупредил его, что Муравьев со своим батальоном только что прошел на Васильков, и что его подводы, сопровождавшие батальон, стоят возле соседней корчмы, относящейся к белоцерковским владениям. Генерал вышел из корчмы, позвал подводчиков и дал им приказ, чтобы они следовали за ним в Белую Церковь, но подводчики ответили генералу, что имеют своего командира, которого и должны слушаться. Генерал вернулся к Пинчукам, дал небольшой отдых коням, достал провожатого и окольными путями ночью прибыл в Белую Церковь.
Если бы случайно генерал не узнал от арендатора Герша о происшедшем и поехал в Васильков, то наверное попал бы в руки восставших и был бы принужден издать приказ, чтобы вся дивизия собралась в то место, которое указал бы Муравьев; Однако это не было суждено.
В Василькове ночь прошла тихо и спокойно. Приезжавшие на ночлег или выезжавшие люди не испытывали никаких невзгод, хотя бродившие по пути без надзора солдаты причиняли не мало неприятностей, обид и даже грабежей, без чего впрочем нельзя обойтись ори всяком волнении.
