КЛУБ МОЛОДЕЖИ
Рыжие казарменные здания вытянулись вдоль проспекта, как солдаты в строю, а с левого фланга, у собора, как унтер-офицер, возвышался белый особняк -- офицерское собрание.
До революции в особняке устраивались раз в неделю полковые балы. В большом, отделанном позолотой зале офицерские жены танцевали вальсы и танго. Духовой оркестр из бородачей и молоденьких кантонистов, под командой дядьки -- усердного унтера, трубил до изнеможения. В соседнем зале, поменьше, щелкали бильярдные шары.
После революции в особняке устроили солдатский клуб. Завесили стены красным, расклеили портреты Керенского, в углу сколотили эстраду.
Днем на эстраде выступали разные ораторы, убеждавшие голосовать за эсеров, кадетов, меньшевиков. Вечером солдаты приводили горничных, работниц, кухарок, уличных торговок и танцевали с ними "Беженку". Музыканты так же наигрывали вальсы и танго, и даже дядька-унтер так же усердно дирижировал, словно хотел выслужиться перед новыми хозяевами.
Потом клуб закрылся. В особняке устроили склад военных снаряжений, затем пункт для регистрации мобилизованных и наконец бюро по учету дезертиров.
Сразу постарел особняк за эти два года беспрерывной смены хозяев. Позолота на стенах осыпалась, и на высоту человеческого роста стены покрылись черными, сальными пятнами. От сырости на потолках выступили бурые подтеки и трещины. Потолки стали похожи на географические карты. Мягкая мебель с прорванными сиденьями, с отломанными ножками была свалена в швейцарскую, где, пережив всех хозяев, продолжал свою службу розовощекий старичок швейцар. Был он теперь и сторож, и владелец, и единственный жилец особняка. В теплые дни, по старой памяти, старичок вылезал на парадную и, сидя на табурете, кутался в обтертую синюю шинель с огромными медными пуговицами. В холод отсиживался в конуре, топил буржуйку мягкими стульями и ножками от бильярдных столов.
Однажды в особняк пришли три парня. Один высокий, плечистый, в длинной кавалерийской шинели, другой худенький, в пенсне, третий в валенках и продранной кожанке, суетливый и горластый.
-- Ты кто? -- спросил он сторожа, отыскав его в конуре около буржуйки.
Сторож подсунул под себя недоломанный стул, оглядел испуганно нового начальника и, оробев, сказал:
-- Дрябкин Савастей, швейцар раньше был...
-- Так, -- строго сказал парнишка. -- Будешь комендантом... -- И помахал бумагой. -- Грамотный? Читай!
-- Неграмотный.
-- Ну и не надо. Райком партии предписывает сдать тебе все имущество и здание под клуб коммунистической молодежи. Мы тройка по приему.
-- Принимайте, -- сказал испуганно сторож и мотнул рукой на груду обломков.
Парнишка смутился, что-то отметил в бумажке и сказал:
-- Все принято.
Несколько дней клуб приводили в порядок. В большой зал вкатили двуногий рояль и подставив вместо третьей ножки табурет, установили его в углу. Два уцелевших бильярдных стола поставили во втором зале, отведенном под читальню. Третий стол, без ножек, новое правление постановило сломать, а зеленое сукно снять и передать коменданту Савастею Дрябкину, чтобы он сшил себе пальто, так как старое совсем износилось. Стоимость материала посчитать за жалованье.
Через некоторое время в клуб привезли на трех возах библиотеку, спортивный инвентарь и двух мраморных амуров. Все это благополучно разместили по разным комнатам.
Клуб был открыт.
Об открытии клуба Роман узнал от Женьки.
-- Против нашего дома клуб устроили, -- сказал однажды Женька Роману. -- В офицерском собрании. Все ребята туда теперь ходят. Похряем смотреть.
Роман вспомнил, как Иська звал его в свой клуб. Роман давно собирался идти к Иське, но так как Иськин клуб находился далеко, около завода, то Роман все откладывал. И вдруг рядом открывается другой клуб, такой же, наверное, как и Иськин, а может быть, и лучше еще.
-- Обязательно пойдем, -- сказал Роман.
В тот же вечер пошли. Шумно и многолюдно было в клубе. В большом зале, грохоча сапогами, носились ребята, прыгали через козла, лазали по канату к потолку, вертелись на штангах. Рояль гремел не умолкая. Музыканты то и дело сменялись, беспрерывно барабаня одно и то же -- то "собачий вальс", то "полечку-трясучку", или же хором орали:
Шарманчики-чики,
Шарабанчики-чики.
Тут же около рояля на большом ковре катались парами любители французской борьбы. Рядом с ними, надев на головы предохранительные сетки, состязались фехтовальщики. Они добросовестно молотили друг друга рапирами. От рапир летели искры. Лязг и скрежет железа еще сильнее разжигали бойцов, а вокруг стояли зрители и судьи, расценивая удары.
-- Ничего ударчик!..
-- Хороший ударчик...
Роману понравилась драка на рапирах. Он надел сетку и стал состязаться с Женькой. Женька сразу вошел во вкус. Раз треснул, два треснул. У Романа даже в ушах зазвенело, но стерпел. Изловчился и наотмашь плюхнул Женьку по черепу. Женька сразу позеленел.
-- Ничего ударчик! -- закричали вокруг. Потом ребята прыгали через козла, и Роман
чуть не разбил нос. Лазали по канату к потолку, играли в чехарду, потом решили заняться французской борьбой и уже начали снимать пальто, но тут в зал вбежал парнишка в кожанке и валенках и закричал:
-- Кружок Всевобуча, стройся!..
Сразу за ним пришел комендант Савастей и, кряхтя, стал отталкивать в угол козлы. Ребята помогали ему. Потом пришел военный в кавалерийской шинели. Был он высокого роста, светлоглазый и хотя очень молодой, но строгий.
Половина ребят уже построилась в шеренги, остальные стали смываться.
-- Команда, смирно! -- крикнул высокий.
-- Кто это? -- спросил Роман у стоявшего рядом парня.
-- Товарищ Федотов, -- сказал парень.
-- А что он за штука?
-- Инструктор...
-- Лишние, выметайся, не мешай! -- закричал парнишка в кожанке, подбегая к стоявшим у дверей ребятам. -- А ты чего стоишь?.. -- вскинулся он на Романа.
-- Пуговочкин! -- засмеялся Роман, протягивая ему руку. -- Здравствуй, Пуговочкин... Не узнаешь?..
Парнишка поглядел на Романа и заулыбался.
-- Здравствуй, Рожнов! Как попал к нам?
Пошли с Пуговочкиным в библиотеку. Пуговочкин рассказал, как после школы устроился в контору рассыльным и стал агитировать конторских мальчишек. Сколотил группу и в райком направился. Утвердили их как молодежную ячейку, а Пуговочкина взяли на учет и послали сюда организовывать работу клуба.
Рассказал и Роман про себя. Потом вместе с Пуговочкиным Роман и Женька кромсали буханку хлеба на сто порций и мазали порции повидлом.
По окончании занятий кружка в помещении библиотеки раздавали хлеб всем посетителям клуба.
Возвращаясь домой, Роман и Женька с увлечением напевали:
Шарманчики-чики,
Шарабанчики-чики...
-- Завтра пойдем? -- спросил Женька, прощаясь.
-- Пойдем, -- сказал Роман. -- Я хочу в кружок поступить -- стрелять учиться.
На следующий день они уже втроем пошли вклуб. Третий был Чемодан. Только на этот раз Роману не пришлось заниматься в кружке Всевобуча. Пуговочкин, поймав его, поручил сперва раздавать книги, а потом опять нарезали хлеб, уже без Пуговочкина, потому что Пуговочкин ушел слушать лекцию. Но когда в следующий вечер Пуговочкин снова хотел засадить Романа в читальню, он отказался и пошел в зал, где товарищ Федотов уже отдавал команду строиться. Роман встал на левый фланг.
-- По порядку номеров рассчитайсь! -- крикнул товарищ Федотов, и по длинному ряду, как искры, побежало:
-- Первый! Второй! Третий!..
-- Тридцать третий! -- выкрикнул Роман, когда очередь дошла до него.
Женька и Чемодан не стали заниматься. Они решили, что выгоднее нарезать хлеб и мазать его повидлом.