Вторник, 11 сентября
Поднявшись к министру, говорю с ним о письме Муравьева. Итак, наш тайный договор с Германией окончательно погребен. Муравьев оказался неискусен; он не сумел получить чего-нибудь вроде письменной расписки в получении; он видел, что это нелегко и непросто, так зачем было настаивать, а не удовольствоваться принятием к сведению довольно категоричных заявлений канцлера, сказав ему, что передаст их императорскому правительству.
Я позволяю себе посоветовать Гирсу сказать германскому поверенному в делах графу Пурталесу, который является persona grata у канцлера, что он вполне удовлетворен переданными ему заявлениями графа Каприви и сожалеет об излишнем и неуместном усердии Муравьева.