Суббота, 3 марта
Впечатление от мемуаров Понятовского настолько сильное, что он как бы полностью переносит меня в ту эпоху; решаю оставить у себя книгу до завтра и сделать из нее несколько выписок.
Придя к министру, благодарю его за то, что он дал мне эту книгу и отзываюсь о ней с восхищением. Шувалов сегодня снова уезжает в Берлин. Он вчера представлялся государю и всячески добивался возобновления действий по протоколу, столь неуместно добавленному им к тайному договору 1887 года. Министр доволен, что тот уезжает, и предпочитает посылать ему инструкции в Берлин, не входя с ним в обсуждение здесь.
Перед обедом получаю странное письмо от злосчастного Дризена, служившего ранее у нас в министерстве и удаленного за целый ряд некрасивых поступков; пять лет назад он состряпал пожалование ордена Св. Екатерины тетке государыни, принцессе Ангальт-Бернбургской. Гире поручил тогда мне, как директору канцелярии, довести до сведения этого господина неудовольствие Его Величества и отказ послать его в качестве курьера, с каковой целью он предлагал свои услуги, желая отвезти принцессе орденские знаки. Оказывается, что он для путевых издержек занял деньги у камергера Ее Высочества; сей камергер теперь требует эти деньги, и негодяй Дризен призывает меня в качестве свидетеля, утверждая, что он якобы читал мне письма, которыми камергер вызывал его к принцессе, чем, по его мнению, и объяснялась ссуда денег. Я положительно не помню подобных писем, да и не имел бы, впрочем, никаких оснований с ними знакомиться. Тем не менее, это меня смущает, и я провожу вечер, отыскивая в старых письмах 1884 - 1885 гг. какие-либо следы переписки с бароном Дризеном. Наконец, получив через полицию его адрес, посылаю ему часов в 10 довольно резкую записку, в которой отклоняю всякое со своей стороны свидетельство по его частным, совершенно меня не касающимся делам. Роясь в старых письмах, нахожу одно интересное послание Сергея Татищева, написанное в августе 1885 г., незадолго до того, как он присоединился к Каткову в его кампании против министра. В этом письме он просил меня передать по случаю смерти Наташи Гире его соболезнования моему шефу, которого он превозносил до небес: "Как русский, глубоко преданный своему государю и своей стране, я не могу упустить естественного, хотя и печального случая выразить свое глубокое почтение государственному деятелю, сумевшему в самых тяжелых условиях сохранить для России блага мира, одновременно продолжая высоко держать знамя ее чести".
Жаль, что я забыл об этом письме, которое следовало бы противопоставить последовавшим вслед затем подлым нападкам "Московских ведомостей".