Вот и сентябрь, очередной отпуск. Дома думают, что я уехала в Ригу, но поезд мчит меня через ночь в Ленинград. Город встретил моросящим, туманным, зябким дождиком. Я никогда не была в Ленинграде, но, не оглядываясь по сторонам на его сырые от дождя красоты, сразу поехала в институт к Валере. Нашла его аудиторию, дождалась перемены, заглядываю в огромный зал с амфитеатром столов и скамеек... Валера сразу меня увидел и вышел в коридор.
- Здравствуй, Ната, - сухо сказал он. – Я сейчас с тобой поеду на вокзал, и ты возьмёшь обратный билет на сегодня же. Я тебя ждал, чтобы отдать кольцо.
- Но что случилось?! – поразилась я. – Что произошло с тобой в последние две недели? Ты и писать мне перестал... Объясни... – прошу я, упавшим от неожиданной беды, голосом.
- Видишь ли, накануне твоего приезда я поговорил с родителями. Рассказал о тебе, о наших чувствах... Но родители не хотят тебя принять и требуют прекратить с тобой все отношения.
- Но почему? Ведь они меня даже не видели!
- Я им рассказал, что ты актриса. А всех актрис они считают гулящими. А когда узнали, что ты замужем, вообще не захотели больше ничего слушать. Это был ещё один аргумент в пользу их мнения. И потом, до тебя я пару лет встречался с одноклассницей, собирался на ней жениться... И родители давно считают её моей невестой... Влюбившись в тебя, я её забросил... Но она простила мою измену, мы опять вместе.
- Хорошо, я уеду, - еле сдерживая слёзы от обиды, прошептала я, и протянула ему тетрадь неотправленных писем. – Вот, возьми на память... Почитай на досуге... – добавила я и, уже рыдая, побежала к выходу.
Он мне не дал убежать далеко. Мы вместе доехали до вокзала, я взяла билет до Риги, и до самого отхода поезда мы бродили по Ленинграду. Никакие его слова утешения, заверения в любви, на меня не действовали. Я всё плакала и плакала, заливая последний уголёк своей любви слезами. С тех пор я не люблю Ленинград. Мне он кажется холодным и жестоким городом.
А в душе, на пепелище любви, взросло прекрасное чувство спокойного, холодного презрения ко всем мужчинам. Кто сказал, что они сильный пол, что они защитники?! Чушь всё это! Разве сила в насилии, в умении махать кулаками и орать площадные, мерзкие слова? Из всех мужчин, которые встретились на моём пути, может быть, лишь Гена, совсем мальчишка, терпением, спокойной снисходительностью, честностью и уважением ко мне отвечал званию - мужчина. А остальные, кроме презрения и омерзения, ничего не оставляли в моей душе. Их несамостоятельность решений, безответственность, вечная потребность в опеке удручали. А похотливое, отвратительное отношение к женщине, как к физиологической утехе, потрясали. От них я узнала поговорку - «Женщина! Если ты чувствуешь, что насилие неизбежно, расслабься и получи удовольствие!» Циничная «шутка» скотов, которые низвели таинство любви до физиологического туалетного оправления, превратив женщину в унитаз! Что, кроме омерзения, могут вызвать такие мужчины?! Но, боясь вновь пережить насилие, я, презирая, уступала их домогательствам...
Как кричит от боли душа моей молодости! Но боль, как говорят мудрецы, таит в себе семена роста, шанс пересмотреть свою жизнь...
Да! В 1963 году я поступила в институт, а за годы учёбы и работы я пересмотрела свою жизнь. Я поняла, что больше «нести крест жизни» с Сашей не могу. Надо освобождаться от мужа, от этого ненормального, «избалованного ребёнка». Но как?! Только по-прежнему жаль Александру Фёдоровну. Каково ей будет остаться без моей поддержки? Мама в письмах уговаривает меня разводиться. Я согласна, но где я буду жить? Нарушить мой договор с Александрой Фёдоровной и начать отсуживать причитающиеся мне квадратные метры?! Это невозможно! Ведь я дала честное слово!
В Москву приехала мама. Остановилась она у тёти Иры, и там, за вечерним чаем, мы втроём обсуждаем создавшееся положение.
- Я судиться не буду! – уже в который раз объясняю им своё решение. – Я честное слово дала!
- Честное слово?! – сердится тётя Ира. – Честное слово надо держать с родными, с порядочными людьми, а не с ворами-подонками! Ты их жалеешь! А мать свою тебе не жалко?! У неё из-за тебя гипертония началась!
- Ира, Ира... Не волнуйся так, - спокойно говорит мама. – А то у тебя самой давление сейчас подскочит. Лучше подумай, как убедить Сашину мать, чтобы она без суда отделила Нату.
- Без суда ничего не выйдет, - ставит уверенную точку в разговоре тётя Ира. – А если ты, Ната, не хочешь судиться, так уезжай домой. Работая в Риге музыкальным работником в нескольких детских садах, ты заработаешь в три раза больше! Хоть матери немного поможешь...
«Нет уж! – думаю я. – Столько вытерпеть ради интересной работы, получить её, чтобы, вот так просто, всё бросить?! Нет... И до окончания института всего год остался».
- Вы знаете, я за заработком не гонюсь, - всё больше злясь на тётю Иру, отвечаю на её упрёки.
- Да, уж! Знаю... Всегда не понимала тебя. Как можно жить на эту нищенскую зарплату?! Ради чего?!
- Ради интересной работы!.. – говорим мы с мамой почти одновременно и смеёмся, увидев, как безнадёжно махнула на нас рукой тётя Ира.
Накал разговора спадает, но решение так и не найдено...
Через день мама пришла к нам в гости днём, а ушла утром... Всю ночь она разговаривала с Александрой Фёдоровной, и разговор, видимо, был не лёгкий. Александра Фёдоровна почти на неделю потеряла голос, а мама принимала кучу лекарств от гипертонии. Но они договорились!..
А план моего освобождения был очень прост. Я развожусь с Сашей, а Александра Фёдоровна через райком партии добивается моего вступления в жилищно-строительный кооператив в обход закона. По закону это возможно только через десять лет постоянного проживания в Москве, а я живу с постоянной пропиской только пять. Но если «партия скажет – Надо! - исполком ответит - Есть!» Единственное условие Александры Фёдоровны – это переезд в новую квартиру вместе с Сашей. Тогда первый вступительный взнос они с мамой вносят пополам.
План абсолютно реален, только требует от меня небольшой лжи. Надо убедить Сашу, что однокомнатную квартиру наши мамы делают для нас двоих, а развод нужен формальный для ускорения получения квартиры. И Александру Фёдоровну надо обнадёжить, что её условие будет выполнено. И всё!.. Чуть-чуть солгать, и я свободна!.. Когда-то ложь для меня была неприемлема в жизни. Но это было когда-то... до «варки в московском котле». А сейчас...
Превратившись в ласковую, внимательную «киску», я на следующий день сообщаю Саше о радостном для нас предстоящем материнском подарке. Первый шаг сделан! Саша, оказывается, мечтает жить отдельно от мамы и согласен немедленно развестись, если это ускорит освобождение от маминой опеки. Мы вместе объявляем Александре Фёдоровне, что сразу после Нового года подадим заявление в суд на развод. Приняла она это сообщение без особенной радости и, тяжко вздохнув, согласилась помочь нам в получении квартиры.
Свободное копирование
