Опоздание к прошлому. Глава 14
РЫЖИЙ, РЫЖИЙ, КОНОПАТЫЙ...
Вася ушёл. Я хотела закрыть за ним свою дверь, но ни замка, ни крючка на двери не было. То, что называлось дверью, было просто фанерой с ручкой.
За окошком стало темнеть, значит, было уже больше десяти вечера. Мои часы остановились, а спросить у старухи точное время я не решаюсь. Сижу на табуретке, оглядываю свой новый приют. Уныло и убого вокруг, только маленький паучок пытается доказать обратное. Быстро и весело суча лапками, он привычно спускается вдоль окна на своей паутинке. Делом занят...
Надо и мне заняться делом. Аккуратно складываю ветхое хозяйкино кроватное покрывало, снимаю серое, такое же ветхое постельное бельё и стелю своё. Всё... Надо бы открыть форточку, очень душно, но больше ни на что нет сил. Так, в сарафане, не укрываясь, ложусь спать. «Завтра надо будет позвонить маме, - думаю я, засыпая. - Она что-нибудь придумает...»
...Мама бежит и тащит меня за руку, но я всё равно не успеваю за ней, спотыкаюсь и падаю на камни. Мне очень больно, из коленки сильно течёт красная кровь. Тогда меня мама берёт на руки и опять бежит. А поезд всё приближается. Мы бежим под мостом. Кругом бегут люди, кричат «немцы! немцы!». Я слышу, как они дудят в дудку. Дудки такие громкие, что рухнула гора. На наши головы падают огромные камни, но очень тихо, как листочки шуршат...
Проснулась я от шороха. В комнате было темно, и спросонок я не могу понять, откуда звук. Стало страшно. Я быстро села, прижалась к стене и стала всматриваться в темноту.
- Вот хорошо... Проснулась... – слышу я шёпот Васьки.
Надо бы включить свет, но где выключатель, я не знаю, раньше не посмотрела. Съёжившись от страха, я громко говорю:
- Вася, включи свет.
- Тише, тише... Зачем свет? Скоро светать будет, - шепчет он и лезет ко мне на кровать. – Пусти под бочок...
- Нет!!! – закричала я, но тут же его ладонь зажала мне рот.
- Тихо!.. Тихо, а то тётка прогонит. Куда пойдёшь?.. То-то... Чего ломаешься? Я же не насильник какой... Сговоримся, слюбимся... А?
- Я не ломаюсь! – холодея от страха, пытаюсь ему хоть что-то объяснить. – Я девушка...
- Целка что ль? Э-э-э, ты мне эти сказки не рассказывай. Фатула зря орать не будет. Застукала она тебя с грузинами?.. Так-то... Знаешь, что её взбесило? Она испугалась, что ты триппер подцепишь, а баб она не лечит принципиально. Только мужиков лечит и только грузин. К ней все московские грузины на уколы ходят. Бабки зашибает бешеные!.. Эх, знал бы, где она их хранит, жил бы в Сочи...
- А что это за болезнь такая? – испугалась я новой напасти.
- Эх! Святая простота! Венерическая болезнь такая... Лёгкая болезнь, только ссать больно, но после нескольких уколов всё проходит. Вот, если сифилис, то хуже будет. Эта болезнь тяжёлая... Ну, Колобок, что в угол зажалась? Ложись, не съем я тебя, так... малость пожую... Ха-ха! – рассмеялся он своей «шутке» и рванул меня к себе.
- А-а-а! – Закричала я, но он опять зажал мне рот. – Не смей!.. Мерзавец, не смей!.. – хрипела я, борясь с ним, пытаясь убежать от этого ужаса.
- Тихо, тихо, девка... – шептал он, одной рукой сдавив мне на груди, как клещами, мои руки и больно локтем упёрся в лицо, прижав рот и нос. - Погоди ужом вертеться... Счас вместе повертимся... Ох!.. А вход-то свободный, целочка... Ах!.. Заходи не хочу...
Я уже почти задохнулась от невозможности дышать, когда он закончил своё чёрное дело. Я лежала в мерзкой, липкой мокроте, обессиленная борьбой и плачем, а смрад водки, одеколона и его пота усугубляли духоту комнаты и моё отчаяние. Рассвет равнодушно осветил итог моего позора.
- Кровищи-то сколько!.. – удивился Васька. – Менстра у тебя что ль?.. Глянь, я весь об тебя измазался.
Никакой менстры у меня не было. Просто сегодня, 15 июня, кровавая первомайская точечка обернулась страшным кровавым морем ещё одного насилия и горя. Васька вышел, а я всё лежала и плакала от отвращения и бессилия что-либо теперь поправить.
- Чего ревёшь? – сказал он, вернувшись с большим чайником и тазом. – Вот, помойся... Болезни не бойсь, я чистый... Не то, что твои чурки... – завершил он фразу и начал одеваться. - Ты когда вернёшься с работы?.. – спросил он, присев на чистый краешек постели. – Я часов в 9 вечера к тебе приду.
- Нет!!! – вновь закричала я в истерике, но Васька ловко опять зажал мне рот рукой.
- Тихо!.. Цыц!.. Чё трясёшься, как ненормальная?! Я же по-хорошему хочу. Ты мне нравишься, баба ты культурная, добрая... Поживём вместе, глядишь, женюсь на тебе... Да, не трясись ты!.. Ладно, видать счас серьёзный разговор не получится... Я пойду... Вечером поговорим.
Васька ушёл... Наконец-то я выбралась из этой мерзости на постели. Весь сарафан, простыня, даже край наволочки - в крови. Руки, ноги болят от борьбы и многочисленных синяков... Раздеваюсь до гола и, не переставая плакать, ожесточённо мылом и мочалкой смываю с себя кошмар ночи... В процессе мытья отвращение сменяется жгучей ненавистью ко всему роду людскому и, как ни странно, холодным покоем. Ко мне вернулась способность мыслить. Я уже знаю, что мне надо делать дальше.
Солнце встало и пытается прорваться в эту убогую конуру сквозь куст сирени. Где-то недалеко загудела электричка и с характерным звуком, набирающего скорость поезда, рассказала мне, где станция. В комнате всё убрано. Я уже почти готова к выходу. Осталось сделать последнее – ещё раз коснуться кровавой грязи, которая кучей валяется на полу. Почти спокойно заворачиваю всё в старую газету и выхожу из дома. Вот и электричка... Позади, мирно похрапывающая за занавеской, тётка, около станции в куче зловонного мусора валяется пакет с моим бельём и сарафаном... А со мной остались тихая боль и спокойная холодная ненависть.
Свободное копирование
