Рядом с садом "Шато", находился сад "Ливадия", где также играла драматическая труппа. Ничто так не злило Никулина, как известие о том, что в Ливадии есть сбор. Он ненавидел своих конкуррентов и употреблял все усилия, чтобы как-нибудь разстроить дела "Ливадии"; для этого он денег не жалел и если ему удавалось путем интриг переманить кого-либо из имевших в "Ливадии" успех -- он торжествовал! Эту слабость Никулина знали его артисты и нередко этим пользовались в своих интересах.-- "Василий Иванович! Я сейчас из "Ливадии", заявляет кто либо.-- "Ну что"?-- "Пусто" -- "Слава Богу! не хочешь-ли закусить"? Никулин, не смотря на скупость, щедро угощал, но затем оказывалось, что его подвели ради угощения и он ужасно злился, всегда, впрочем, вымещая свою злобу на супруге. В ненастную погоду Никулина часто видели на крыше театра, откуда он следил за направлением туч и всегда кричал, потрясая кулаком в воздухе: "на Ливадию! на Ливадию"!
Таков был антрепренер "Шато". В этом-же духе действовали и антрепренеры других садов; исключение составляли сезоны, когда за антрепризу брались артисты, хотя и они, за отсутствием средств, а отчасти и по личным недостаткам, редко держалцсь до конца сезона, но все-же в первый, а иногда и во второй месяц, дела шли довольно гладко и публика посещала театр. Так, во время антрепризы Абраменко, в саду "Ливадия" труппа была довольно удовлетворительная; она была не велика, но вполне достаточная для легких комедий и водевилей, которые преимущественно ставились на сцене этого театра. В составе труппы Абраменко я помню г-жу Линовскую; по сцене я помню ее собственно в одной только пьесе "Ночное", где она замечательно исполняла роль Груни, но за то я уж очень помню ее вне сцены: редкий день проходил без недоразумений, причиной которых была ревность; г-жа Линовская уж очень сильно ревновала своего друга Абраменко и, надо полагать, не без оснований. К кому она ревновала -- я умолчу, так как лица эти еще и по ныне здравствуют! Упомянул я о недоразумениях потому, что происходили оне публично, так как г-жа Линовская никого не стеснялась и иной раз отпускала такие фразы, от которых и мущинам становилось крайне неловко.