5 декабря 1927 г.
Вчера днем были на концерте в Филармонии. Чайковский, 6-я симфония, Моцартиана и Франческа. Помню, с каким отчаянием в душе я слушала последний раз Франческу. И мыслью я возвращалась к Мэтру. Где он, создавший меня, где он, Пигмалион, ожививший меня?
Вечером, около 11,-- звонок. Выхожу в переднюю -- Мэтр. Мы сидим на тахте и, глядя в его серые глаза, такие холодные и такие горячие, я погружаюсь "в дыхание и трепеты былого". Чувствую, что он совсем не чужой и далекий, как все это время, а близкий и такой нужный, чтоб мне быть самой собой. Больше всего я похожа на себя, когда отражаю вот эти уничтожающие меня и сжигающие глаза.
Бэбка поднимает рев. Теперь это уже вошло в обычай. Как только кто-нибудь приходит вечером, он ревет.
Когда я возвращаюсь из спальни к Мэтру, в гостиную, разговор меняется, мы теряем нить. Мэтр собирается уходить. Опять пропадет на сто лет. Мне хочется писать стихи. Рождаются строки:
-- О ты, меня создавший для любви
И бросивший в объятия другого!
Приди ко мне на помощь, оборви
Мучение несказанного слова.
-- Тот сон, как чара жаркого вина!
В круговращеньи ужаса и блеска
Объятием навек оплетена,
Ты мне являешься тогда, Франческа.