Тетрадь No 17
(с 15 марта по 23 декабря 1927 г.)
15 марта 1927 г.
Пиньяк {Прозвище Бронникова.} ленился играть на рояле, а Мэтр без конца мычал стихи и держал меня за руку.
Третьего дня был у нас и говорил:
-- Маринька, если б не Ваш энергичный протест, все бы осталось по-старому...
Но мне хотелось к Джиму, я просто боялась, что меня засосет заколдованный омут.
Меня мучило, что вот есть вещи, которых Джим не знает, и я кое-что, кратко и тихо, ему рассказала. Он обиделся на Мэтра (другого слова не подберу); относя ему книги в Библиотеку, вызвал не его, а Петерсена. И уже я почувствовала себя виноватой перед Мэтром (выдала его любовь!).
Вся беда в том, что я, конечно, аморальна, и понимаю только права любви, а не законные права. Но, с другой стороны, что значат жалкие супружеские права перед великими правами любви завоевавшего меня Джима!
Я все еще ужасно простужена. Ищу энергии у великих женщин прошлого. Читаю святую Терезу и письма Адриенны Лекуврер к Морису Саксонскому. Насколько первая непонятна и чужда, настолько вторая близка и знакома.
Как хорошо, что мне удалось вырваться из круга несчастной любви и жажды смерти в широкий простор счастливой любви и любви к жизни!
Сегодня был чудесный солнечный день, и так противно быть нездоровой.
29 марта 1927 г.
Вчера я была с Авг[устой] Ив[ановной Егорьевой] на концерте Павла Васильевича Гельмерсена. Он играл в прелестном театре юсуповского особняка очень хорошо.
В антракте я ходила в артистическую к П[авлу] Вас[ильевичу]. Он страшно трогательно меня встретил и радовался, что мы должны увидеться в субботу у Жерве.
Свободное копирование
