Жизнь и приключения Артемия Араратского - 50

С вечера помышляя единственно об отыскании убежища и сохранении себя от столь вероятной опасности быть убитыми, мы не могли заниматься пожаром города; но наутро, пришед к реке, увидели, что Тифлис почти во всех местах дымился. Не зная, где найти переправу чрез Кур, пошли берегом наудачу к реке Арак, чрез деревню Коки, стоящую на берегу прямо против Тифлиса; дошли до деревни Гавчала и тут принуждены были остановиться, чтоб накормить лошадей, которые от Лило ничего не ели. На следующий день недалеко от реки Арак, где она впадает в Кур, напали на меня и работника несколько человек кахетинцев и кроме орехов отняли все, что было навьючено на лошади, и именно: несколько подушек весьма невысокой цены, медную посуду, персидский ковер и прочие мелочи, а в том числе и мое платье. Дряхлую лошадь также думали увести; но принужденными нашлись бросить, отойдя с нею несколько сажен. Между тем как кахетинцы производили свою работу, купцы, будучи от нас сажениях в 60-ти, кричали нам, чтоб мы, не имеющие никакого оружия, голодные и бессильные, защищались от них и не давали себя грабить; но сами не смели приблизиться, имея у себя ружья, пистолеты, сабли и порох, которого, наверное можно полагать, не было у кахетинцев. -- Как скоро они удалились, тогда хозяева наши, и за то, что мы допустили себя ограбить, прибили нас так, что на теле нашем не осталось ни одного целого места, несмотря на то что сами были причиною всему, не дав нам помощи. Бросив нас на месте, сами уехали, переправясь верхами чрез Аракк-Цхету,[1] первопрестольному грузинскому монастырю.

В продолжение пятидневного пути от Сигнаха до сего места я ничего не ел, кроме орехов, ибо, отходя из Сигнаха с торопливостию, я вовсе не подумал о том, чтоб взять на дорогу хотя один хлеб. Будучи избиты и голодны, мы не имели сил подняться с места и пробыли тут до другого дня. Купец, хозяин моего товарища, а мой должник, был столько жесток, что не оставил нам нисколько и орехов, зная, что на том месте для пропитания нашего не было даже никакой травы.

Поутру добрели мы до берегу; но нигде не находили места, где бы можно было переправиться вброд. И так принуждены были, утомленные болезнию и голодом, сидеть на берегу и дожидаться: не увидим ли какого-нибудь беглеца. Около полудни, нашел на нас один грузин. Мы просили его, чтоб указал нам брод; но он потребовал с нас за то платы; а как мы ничего не имели, то он удовольствовался от меня худым меткалевым кушаком, а товарищ мой отдал ему свои башмаки, также почти изношенные. Реку прошли мы держась за его плечи, и где было выше головы, то мы, по научению его, прискакивая, подвигались вперед -- и таким образом перешли с помощию божиею на другой берег. Дома в Цхете также все были выжжены, и повсюду валялось множество убитых жителей; а монашествующие все разбежались. На дворе монастырском встретили мы еще трех человек, которые возвратились сюда из бегства для того, чтоб сыскать себе какой-нибудь пищи. Обшарив все места, не попалось нам ничего, кроме одной едва бродившей на дворе старой свиньи. Ни у одного из нас не было никакого орудия, чем бы ее заколоть. Наконец нашли мы изломанный серп, а другие взяли острые камни; но все пятеро так были бессильны, что с великим трудом могли сладить с дряхлою животною и ее убить. Надобно было идти к берегу, чтоб достать хворосту, но никто не смел туда показаться, опасаясь быть убитыми от разбойников; и так решились раскласть сухой навоз и на нем стряпать жаркое. Кушанье наше только что запеклось, но, впрочем, было еще сыро и притом без соли, однако голод не разбирает ничего, и мы кое-как напитались. День и наступившую ночь провели в недостроенном доме кафоликоса. Наместник и монашествующие при побеге своем монастырские сокровища спрятали в потаенном месте внутрь стены, в которой отверстие сделано было в самом верху и закладывалось таким же камнем, как и прочие. Но попрятавши оные, по торопливости или по простоте оставили у того самого места лестницу, а сие и подало повод догадаться персиянам, что тут есть поклажа, которая и похищена ими без остатка. Можно, однако, думать, что если бы монашествующие не оставили своего поста, тогда персияне, может быть, не прикоснулись бы ни к чему, так как они исстари к святым местам всегда имеют уважение.