Автострадания - 2

 Гл. 2. Отправка.

Сейчас бы быть таким счастливым, каким я был тогда! Машина! Своя! Вот теперь мне будут покоряться Пространство и Время! Стоит только захотеть и… Всё подвластно! Да на такой машине… О чём разговор? Вот только остановка за малым: довезти её до Европы, до Харькова. А уж в Польшу будет проще.

Выбрал Боря день, и мы двинулись во Фрунзе. «Начать движение ты должен сам», заявил опытный друг. Сел я за руль «Москвича» (своего «Москвича»!), и мы вышли на трассу. Движение напряжённое и очень скоро Боря «сместил меня с должности водителя», сам повёл мою неожиданную радость вперёд, в Европу.

А вокруг! Природа в тон моему настроению. Долина вся красная. Да, красная: цветёт дикий мак. Всё в тон радужным мечтам об «автомобильной жизни». Моя поющая душа и не заметила, как мелькнули под колёсами полторы сотни километров, но теперь на восток, в крупный желдорпункт Пишпек (вокзал г. Фрунзе).

На станции на нас, разгорячённых дорогой, жарой и желанием отправить машину, выплеснули ушат ледяной воды. Машину можно отправить или на платформе, но тогда ехать с ней, охраняя (сколько ехать, где остановки, на какое время – никто сказать не может, т.е. от платформы нельзя будет отлучиться) или запаковав её в ящик. Первый вариант отпал сразу. Второй? Конечно! И мы помчались на мебельную фабрику. Одна, другая… Наконец-то, под вечер нашли предприятие, согласившееся забить машину в ящик.

Боря юлит: рано утром ему в стратосферу, а ещё и добираться домой. Поблагодарил его, распрощались, и он помчался на вокзал. Остался я один со своей радостью и мечтами об отправке.

Сбили мужики надёжный поддон, въехал я на него. Арматурной проволокой расчалили машину, сколотили стенки, прибили крышу – верх ящика. Да из таких толстых, «надёжных» досок (40 мм.), которые пригодились потом бате, когда он строил второй гараж.

-- Всё, хозяин, готово – рассчитывайся!

Запакована моя радость. Что дальше? Правильно: везти на станцию. Но на чём? Чем грузить? Вечер, все расходятся. Вдруг во двор въехала громадная платформа с толстенными брёвнами. Я – шоферу «Отвези!» А он мне вопрос: «А кто брёвна разгрузит?» А брёвна! И Илье Муромцу не под силу. Что делать? Уговорил я его, и мы взялись скатывать брёвна с машины. До сих пор непонятно, как мы оба остались целы, но машину освободили. Где взять кран для погрузки? Сторож, заступивший на ночь на службу, подсказал, что рядом есть какой-то автокомбинат. Я – туда, а там – получка. Ты же знаешь что такое получка? Приходит машина в парк, шофёр бежит к кассиру и, кажется, что уже от него выходит пьяным в дупель. И не узнать, когда и где они успевают «становиться на брови». Еле-еле поймал одного трезвого: «Тут же рядом!» «Без разрешения директора не поеду, а директор на совещании». «Стой тут, не пей. Я сейчас!» Подлетел к залу, прошёл в президиум, шепчу директору «Мне,.. кран,.. тут,..» Махнул он рукой, что я принял за согласие. Выскакиваю – шофера нет. Неужели успел выпить? Нет, вот он. «Разрешил, поехали».

Во двор, а там – сторож. Уговорил. Въезжать, а там провода и очень низко, а стрела «вот отсюда и до…» длиной. Вылез шофер, смотрел, смотрел… И, в самый пик его тяжёлого раздумья, спрашиваю: «Ну, мастер ты своего дела или нет?» Поехал он к запакованному «Москвичу», а я ушёл со двора -- страшно было. Так и думал, что замкнёт все фазы на свою стрелу. По долетавшим на улицу «междометиям» понял, что ящик стоит на платформе.

Опять я счастлив – еду на станцию. Это сколько уже раз делал меня «Москвич» счастливым? Наконец, отмучался: привезу, сдам, заплачу и всё. Так, глупый, хорошо думал о железной дороге.

Въезжаю на товарную:

 -- Девонька, принимай мою радость!

 -- Не приму!

 -- Почему?

 -- А где у Вас…

 Оказывается, у ящика внизу спереди и сзади должны торчать брёвна-бруски.

 -- А что же мне…

 -- Не знаю, не приму. И выезжайте с «товарной» – пришла моя сменщица, я должна сдать и идти домой.

 Тут шофер: «Хозяин, разгружай! Не ночевать же мне с твоим ящиком?»

Грузчики, видя, что «меня заклинило», набиваются: «Хозяин, вон те короткие брёвна мы «сошьём» и прибьём снизу»

 -- А для чего нужны эти брёвна-бруски?

 -- А чтоб при перегрузках за них стропить.

 -- Ага: поднимет кран ящик, ваша сшивка развалится и всё побьётся? Нет, не пойдёт… Девонька, а если вместо торчащих брёвен на ящике будут закреплены стропы, примешь?

Долго она думала и махнула рукой «Делайте!»

 -- Мужики! Нужны два стропа!

 Подхватили стропами, подняла крановщица, слегка тряхнула – стропы «сели на свои места», мужики закрепили их гвоздями внизу и по бортам ящика до верха и… поехал мой «Москвич» в Харьков—Бабаи на имя моего тестя, т.к. мой отпуск шёл к концу, а никто не мог сказать, сколько путешествие моего «Мышонка» (так мы потом прозвали его) до Европы будет длиться. Так он и прибыл на Харьков—товарный с торчащими вверху ушами-петлями двух стропов. Вопреки моим опасениям, пришёл он быстро и абсолютно целым. Загнали его в Бабаёвский гараж до моего следующего отпуска, а доски ящика пошли на потолок и крышу второго гаража, который батя тут же построил в палисаднике двора.

Господи! Неужели я уже освободился от этой обузы и сдал своё счастье железной дороге? Правда, тут же вселилось беспокойство о сохранности моего груза и напрасный труд – убеждать меня в безопасности желдорперевозок. А пока я, усталый, измотанный, грязный и голодный, но счастливый от благополучного исхода моих мытарств, ввалился в какой-то ресторан «обедоужинать» (как говорит старший сын).

 Свободных столиков в такой поздний час, конечно, не было и меня подсадили к молодому киргизу. В отличие от меня, парня тянуло на задушевную беседу.

 -- Вы надолго у нас?

 -- Да я… работа,.. задание,.. скоро…

 -- Поехали ко мне домой?

 Мне так захотелось в сурдокамеру. Упасть бы в ней на лежак на двое суток; самому молчать и не слышать ни одного звука. Ни единого!..

 -- Отец сразу зарежет барашка, сам его приготовит и Вы, как почётный гость, откроете праздник тем, что начнёте первым и сначала съедите его глаза…

 …А ведь я ни разу не был в сурдокамере. Вот уж где тишина и покой,.. никто не зудит в уши…

 -- А вино отец поставит такое…

 Больше я терпеть не мог: срочно рассчитался, поблагодарил парня за приглашение и понёсся. Нет, не в сурдокамеру (такой «одиночки» во Фрунзе я бы не нашёл), а в военторговскую гостиницу, расположенную в бывшем моём училище. Более того, в бывшей моей казарме. Прошло 13 лет со дня моего выпуска из училища, в нём стали обучать иностранцев, но в благоустройстве мало что изменилось; конкретно – толковый душ так и не появился. Хорошо, что в Киргизии апрель – уже лето. Помылся согревшейся на солнце днём водой и упал на указанную мне койку. «Обесточен был полностью» (выключено всё), т.е. спал «как кирпич в египетской пирамиде».

 Утром освежился душем, «почистил пёрышки» и собрался в аэропорт. На пороге «моей казармы» здоровенный негр что-то настойчиво говорит на незнакомом мне языке. Из вежливости, я постарался и понял его речь и жесты: он предложил мне подработать – отнести куда-то его чемоданы. Догадываешься, что мысленно я ему сказал и пожелал? Правильно! Так и подумал. Но внешне… я согласно закивал головой, он пошёл внутрь за пожитками, а я – на автобус, т.к. до аэропорта пешком не добраться.

Наконец, взлетели.. Рядом, совсем рядом заснеженные вершины… Прощай, Ала-Тау! Больше я тебя никогда не увижу. Жаль, но прощай навсегда! Твою красоту, девственную чистоту твоих гордых вершин я буду помнить всегда!

Конец отпуска, радостная встреча с женой -- счастливой владелицей «Мышонка» и детьми. Как хочется иметь свою машину уже сейчас, тут, рядом. Куда и за чем ездить -- неизвестно, но ездить… Этого ждать придётся целый год. На душе поселилось ожидание сообщения «получили,.. нормально…» И новая забота – права, т.е. удостоверение на право вождения автомобиля – техники повышенной опасности. Но об этом в следующей главе.