26 декабря.
Наступление развивается. Немцы, пытаясь пробиться к своей окруженной Сталинградской группе, подтянули много сил в район Котельниково и ударили оттуда по нам, потеснили. Наши собрались с силами, ответно стукнули, заняли несколько пунктов и теснят дальше. На Юго-Западном дела идут хорошо. Сегодня Лидов сообщил, что начались уличные бои в Миллерово, идут бои за Обливскую. Горит (в переносном смысле) ст. Морозовская - армейская база и штаб немцев. Там трофеев будет без конца. Немцы всерьез обеспокоены, их пресса мямлит о том, что еще немного и русские слишком растянут свои коммуникации, наши же, мол, будут компактнее. Вот к этому-то мы и стремимся!
С Черноморского флота приехал Руднев - переводим его вообще в Ленинград, но пока поедет на Юго-Западный. Туда же перебросили и Цветова (с Брянского). Руднев жалуется.
- Флот господствует, а воевать - не с кем. А авиация бьет, топит корабли.
Погода в Москве, да и в других местах - дрянь. Руднев 12 дней ждал в Тбилиси самолета: Коккинаки неделю сидит в Куйбышеве, не может вылететь в Москву.
Вчера приехал с Калининского фронта Байдуков. Командир штурмовой дивизии. Уламывал его написать в новогодний номер.
- О чем?
- «Штурмовики летят в Новый год»
- Нет.
- Тебе надо обязательно выступить. Вас, старых героев, все потеряли.
- Заезжай чай пить - тогда напишу.
(Я обещал).
- Посылают меня на курсы усовершенствования при ВВА. Думаю - отлынить.
Звонил мне на днях Анатолий Дмитриевич Алексеев, смеется:
- Колхозник Ферапонт Головатый внес 100 000 р. на самолет. Вот он герой. А я - герой - едва 500 рублей наскребу.
Прошел слух, что один летчик вернулся пешком из-под Берлина. Я позвонил Шевелеву, нач. штаба АДД.
- Треп! Но похож на правду. Помнишь, как-то писали, что два экипажа не вернулись? Оба летчика пришли, одному-то было недалеко, а второй из-под Варшавы. Ехал поездом, в угольных вагонах (я, говорит, потом счет Гитлеру за проезд пошлю). Изредка вылезал, подхарчиться в селах, попросить корочки. Вылазит однажды - в поле мужички.
- Что это?
- Острогожск.
- Незнакомое название. А что рядом?
- Коротояк.
- А, это знаю, венгров тут бомбил.
Подался к Дону, переплыл, уже ледок. Крестьяне сказали, что за Петропавловку (напротив Коротояка, на левом берегу) идет бой. В чьих руках село? Лег нагишом в канаву, дрожит. Ночь Идет мимо солдат в шинели, каске, с автоматом. Кто его знает чей. Лежит. Слышит рядом голоса. Прислушивается. И вдруг доносится: «Опять, еби его мать, кашу прислали!» Фффуу, бесспорно свои! Подождал, пока загрохал котелок (есть - не убьет с перепуга без спроса), выскочил: «Я русский летчик, веди к командиру!». Пехотинец сначала перепугался, а потом услышал «веди», приосанился, повел.
Ошибки нас преследовали. 24 декабря в дневном сообщении Совинформбюро напечатали (грохнули тысяч 200) «…однако неизвестно, что гитлеровцы с истиной не в ладах…»
Сегодня перепутали заголовок и вместо «Анкарский судебный произвол» дали «Анкарский судебный процесс». Напечатали 5000, ломали.
ЦК вынес суровое решение по ошибке от 15 декабря (по ЧелябГЭС) и об 24 декабря. Записали нам, что это беспорядок, предожили навести порядок, сообщить и наказать виновных. Сегодня было заседание редколлегии. Старшему корректору Полонскому объявлен строгий выговор с предупреждением, корректорам Шаровой и Гришиной - строгие выговоры. За безответственное отношение к сверке документов (по сегодняшнему случаю) Волчанской - выговор, считывающему с ней Хандрсу - на вид, Гершбергу - за Челябу - указать, Штейнгарцу - выговор.
Введен по предложению ЦК порядок: дежурные члены редколлегии и редактор читают материалы не только в полосе, не только в подписанной полосе, но и с барабана, и по выходе - весь номер. У-у-хх!