Эта зима выдалась голодной и жестокой. Цены на продукты на базаре были «не подступись», а зарплаты отца едва хватало только на две «буханки» базарного хлеба. По продуктовым «карточкам» хлеб достать было почти невозможно и выручала кукуруза, которая хранилась в звенящих от прочности початках в пожаркином овощехранилище. Начальник «пожарки», коротенький плотный лысоватый человечек со странной фамилией Кокинос, распорядился выдавать эти початки многодетной семье своего начальника караула. Все вечера мы проводили за «выщелушиванием» кукурузных зёрен, которые потом с огромным трудом дробились в чугунной сковороде. Полученная смесь замачивалась, засоливалась и подлежала довольно длительному «отстою», после чего можно было попытаться приготовить «мамалыгу» в огромном «чугуне», который задвигался внутрь печи в тот самый «под», который в ту зиму так и не дождался выпекаемого «подового» хлеба. «Мамалыга» была нечто, напоминающее грубую, едва проваренную, кашу. Небольшая ложка «хлопкового» масла на весь этот «чугун» была редкой добавкой к «мамалыге». Благоговейное отношение к пище навсегда поселилось во мне, и много лет спустя, развозя в американском Альбукерке пиццу по заказам, я не мог без содрогания видеть, как выбрасывалась в мусор невостребованная или слегка некондиционная продукция со слабыми следами дефектов, и до сих пор руки непроизвольно собирают со стола все хлебные крошки вокруг себя, и стараюсь делать это незаметно- стыдно, а почему, не знаю.
Зима продержалась совсем недолго, не то что в алтайских краях. Солнце становилось всё горячее, проталины между снежными полосами как-то быстро зазеленели, прилетели скворцы, набухли почки на деревьях и тоже зазеленели. «Вот и вербное воскресенье», говорит бабушка, собираясь в церковь, а на улицах уже начинает зацветать урюк-самый первый из всех плодовых здешних деревьев. Первый школьный год закончился событием-мне выдали «Похвальную Грамоту» за отличные успехи и примерное поведение. Грамота была разрисована знамёнами, гербами страны и Киргизии, и украшена портретами наших вождей-товарищей Ленина и Сталина, отличной иллюстрацией к подхалимской хвалебной песне тех лет: «На дубу зелёном, да над тем простором два сокола ясных вели разговоры». На заключительное родительское собрание, где вручалась эта награда, пришёл отец, который видимо предвидел это событие потому, что всегда внимательно рассматривал мой школьный «табель» со столбцами четвертных пятёрок. Отец потом приходил на такие собрания ещё по крайней мере семь раз, пока не грянула знаменитая школьная реформа, свергнувшая половой принцип формирования школьного советского образования.
