Снова в Большом Камне

Глава XIV. Б. Камень. Нежеланное назначение

                I. СНОВА В БОЛЬШОМ КАМНЕ

На снимке - мой экипаж в Б.Камне на параде в честь очередной годовщины ВОСР.

       Помня о ремонте своего первого атомохода, я не ошибся, когда предположил, что наш ремонт и на этот раз не будет скорым. Казалось бы, годы прошли, должно бы всё наладиться, ан нет. Картина та же:  реакторный отсек вскрыли, ограждение установили, арматуру над реактором разобрали, и… встали.  Всё то же: то одного нет, то другого, то делать некому. В общем, наступило затишье. Мы со старпомом, конечно, старались своих моряков загрузить занятиями и тренировками, уходом за отсеками, механизмами. В конечном итоге вылизали всё до блеска, и даже с помощью завода внесли улучшения в оборудование отсеков.

 Однако в свободное время люди «расслаблялись», приходилось постоянно быть начеку. Здесь надо отдать должное моему старпому – он крепко держал в руках экипаж. Дежурно-вахтенная служба на корабле, быт на берегу в казарме налажены, порядок поддерживался и проверялся постоянно. Не без того, что и я присматривал за всем, но старался не вмешиваться в работу старпома, да и нужды в том не было.

         Там же, в ремонте оказалась подводная лодка 671 проекта из моей бывшей 45 дивизии. Командовал ею хорошо мне знакомый Виктор Урезченко. Мы еще больше сдружились, нашлись общие интересы, так что скучать в одиночестве мне не пришлось.

        72-й  Бригадой строящихся и ремонтирующихся подводных лодок в Большом Камне в то время командовал капитан 1 ранга Джавахишвили. Познакомившись со мной лично, несколько раз проверив мой корабль и кубрик матросов на берегу, он предложил мне должность начальника штаба бригады. Я и здесь отказался, сказал, что не все еще дела закончил на флоте. Позже, когда я был уже в отпуске, он дал мне телеграмму домой.  В которой сообщал, что сам Командующий ТОФ  адмирал Маслов предлагает мне эту должность с перспективой. Просил дать согласие. Я не согласился. (Интересную трактовку моего упрямства дал кадровик бригады: «А я знаю, почему Вы, Альберт Иванович, не соглашаетесь. Просто Вы привыкли к самостоятельности, и уже не можете кому-то подчиняться». Может он в чем-то был прав).

    Поскольку служба на корабле была отлажена, самому мне предложили съездить в Ленинград, в училище имени Фрунзе, на месячные курсы по совершенствованию способов борьбы за живучесть корабля. С последующим отпуском. Я согласился, такой отдых был очень кстати, а за корабль, оставляя его на старпома,  я мог не беспокоиться. И улетел в Ленинград.

       В училище им. Фрунзе на курсы собрались около тридцати командиров и старпомов с подводных  лодок разных классов, (большинство с дизельных).  Меня назначили старшим группы, поскольку я был единственным в звании капитана 1 ранга. Пришлось отвечать за организацию занятий, посещаемость, дисциплину и т.д. (Не обошлось и здесь без этого!). В  конце обучения сдали экзамен. Естественно отметили окончание курсов в ресторане. Там от имени группы я держал речь перед слушателями и преподавателями. До сих пор помню, что сказал  тогда: «Теперь, если лодка в случае аварии или боевого повреждения сразу не утонет, мы ей потом утонуть не дадим!».  Воспринята острота была с улыбками. Но на самом деле, знания, полученные на курсах, в последующей службе нам очень пригодились.

    Закончив курсы и отдохнув в отпуске, я вернулся в Большой Камень. Включился в дела, отпустил в отпуск старпома и многих офицеров. Ремонт шел ни шатко, ни валко. Пытался давить на директора завода и лично, и через командование флотом – бесполезно. Всегда находились веские причины затягивания сроков. В этом плане у нас всё оставалось многие годы без изменений.

         С начала сентября до меня начали доходить слухи, (в основном из писем Веры), что меня, якобы, хотят назначить командиром на новостроящийся атомный ракетоносец нового, 667 БДР, проекта. (У нас его называли просто «БДР», американцы – «Чарли -3»). Поскольку со мной никаких бесед на эту тему не было, я не обратил на слухи особого внимания. Однако вскоре Вера вызвала меня на телефонный разговор и сообщила, что слухи становятся всё упорнее, что уже «взяли» Кольцова, и очередь, похоже, за мной. И что надо что-то делать, чтобы снова не загреметь по «большому кругу».

           Большой круг – это комплектование экипажа на Камчатке, потом учеба в УЦ в Палдиски, постройка корабля в Северодвинске, Курс задач на СФ, с последующим переходом на Камчатку. Такой «круг»  занимал 3-4 года, и всё это время семьи мыкались по разным базам и углам. Несмотря на то, что должность командира ракетоносца стратегического назначения давала возможность командиру получить звание «контр-адмирал», желающих идти туда служить среди командиров атомных подводных лодок, (а именно с таких должностей назначали на БДР),  было мало. Возможность получить звание отнюдь не означала фактическое его получение, а забот и передряг появлялось больше, чем нужно. Старались увильнуть, кто как мог. Прижимали по-разному. Кого обещаниями, уговорами, кого партбилетом.

          У меня к тому же, прочно засела в голове мысль о том, что надо «открыть глаза», если не командованию, которое не хочет о том слышать, то может самому руководству страны на проблемы подводников. У нас явно в этом направлении было неблагополучно. Начиная от подбора кадров, уровня обучения экипажей, берегового их обеспечения и до результатов выполнения задач Боевой службы.  Вот  в США, задача борьбы с подводными лодками вероятного противника - национальная задача. У нас должно быть так же. Но, у нас до успешного обнаружения и длительного слежения за пларб США и НАТО  еще пока далеко. Да и аварийность с гибелью кораблей и людей высокая. Для того, чтобы знать досконально, что для  решения таких задач нужно, обязательно надо быть там, где всё происходит. То-есть, быть  на действующем флоте, и конкретно - на многоцелевой атомной подводной лодке.

          Так что был уверен, что, имея на то веские основания, откажусь, и меня поймут.  Естественно, ожидал, что в первую очередь скажу это командиру дивизии, который обязан вызвать мня на беседу о новом назначении. Ну а не поймет – скажу Громову. А то, что никто никуда, ни на какие беседы  меня не вызывает, то я думал, что это может означать только одно -  предлагать мне никто ничего не собирается.