5. Дома. Неожиданные проблемы в службе
Закончился и этот наш поход. На берегу меня встречала Вера. Она рассказала, что на этот раз о нас ходили страшные слухи, что мы и горели, и тонули. Что в семьях была настоящая паника, жены наших офицеров и мичманов пытались что-то выяснить у командования дивизии, но там никто из начальства не мог ничего им сказать.
Не в силах переносить неизвестность, они бегали почему-то к ней. Ей приходилось их успокаивать. Интересно, что ей это удавалось. Она, видите ли, и тогда, и позже всегда почему-то была уверена, что её благоверный справится с любой бедой, и что все вернутся живыми и здоровыми.
У нас действительно, как я уже говорил, были неполадки, сильная течь забортной воды в четвертом отсеке. Только о том, что у нас случилось, кроме нас и командования флотом, никто не должен был знать. Но вот надо же, каким-то образом слухи просочились в народ. Могу себе представить, что испытали наши жены, близкие, когда, слухи, как всегда, изрядно преувеличенные, дошли и до них…
Снова чувство расставания с кораблем, затихшим у пирса, снова береговые заботы, лихорадка отчетов. Мы и на этот раз вернулись без основного «улова». Один раз всего обнаружили пларб, но долго следить за ней не удалось – она вскоре оторвалась от нас, и восстановить контакт с ней мы так и не смогли. Плохо у нас с этим, надо что-то делать, продолжать делать вид, что всё в порядке или просто молчать нельзя.
Для начала то, что написал на Боевой службе, решил показать одному из хороших моих знакомых старпомов Вячеславу Щербакову. Он был умным парнем, кандидатом наук, (сумел защититься еще в училище). Слава одобрил мою работу, и посоветовал подумать над кандидатской диссертацией. Материал, мол, у тебя уже есть, осталось сдать кандидатский минимум, найти институт, научного руководителя… Так-то оно так, но откуда у меня, старпома, время на всё это?! И главное – я ведь не для диссертации всё делал. Вячеслав к тому же еще добавил:
- А еще, если хочешь чего-то добиться, в том числе и для себя лично, никогда не говори, что что-то плохо, а то и вовсе никуда не годится. Так только уйму серьезных людей против себя восстановишь, и они тебя утопят. Говори так: это хорошо, это еще лучше, а если сюда добавить вот это, тут чуть дополнить, то будет вообще замечательно.
Мне сразу всё стало ясно. Потому просто сдал свою работу в секретную часть дивизии, попросил доложить о ней комдиву, и на том дело кончилось. Больше о ней ни слуху, ни духу. (Вячеслав позже не только стал адмиралом, но, в начале 90-х, какое-то время был даже вице-мэром Ленинграда. Думаю, таких высот он достиг не только благодаря своему уму и способностям, но и такой вот мудрой жизненной философии. Увы, я так не мог).
Годы спустя Северный флот возбудил уголовное дело о поставке на флот негодных торпед, но и оно, похоже, заглохло. И еще - в конце восьмидесятых один из тогдашних Главкомов ВМФ провел на СФ специальную операцию по выходу соединения подводных лодок через противолодочные рубежи в Атлантический океан. В основе идеи и плана операции оказались кое-какие выводы и предложения, которые были сделаны в своё время мной. Впрочем, за прошедшие годы к подобным результатам мог придти и еще кто-то другой. Так что говорить не о чем.
Да скоро я о том и думать перестал, потому что на берегу меня ожидала такая неприятность, на фоне которой действительно обо всём остальном можно было забыть. А связана она была с тем самым, о чем уже было сказано: «Язык мой – враг мой». В нашем экипаже нашелся «доброжелатель», который доложил в политотдел не только дивизии, но и флотилии о том, что я всячески, в том числе даже на партсобрании, превозношу американцев, заявляю, что они превосходят нас в технике и оружии и т.д.
Что в те времена означало такое обвинение, думаю всем понятно. Начальником политотдела флотилии, Членом Военного совета, тогда был некто, фамилию называть не буду, а вот кличку, созвучную его фамилии, которую ему дали офицеры, приведу: «Девять дураков». (Не я её ему давал, не мне и отбирать). И вот он, не дав себе труда разобраться, и даже не вызвав меня к себе на беседу, распорядился немедленно рассмотреть моё дело на парткомиссии флотилии!
Если учесть, что означал тогда термин «Рассмотреть на парткомиссии», это был бы для меня, конечно, приговор. Кто бы там, на парткомиссии флотилии стал разбираться, что к чему с каким-то там старпомом, если есть указание Начальника политотдела, (сокращенно – начПО), строго наказать, вплоть до исключения из партии.
Не знаю, то ли мои командир с замполитом посчитали, что это уж слишком, то ли побоялись, что и им достанется рикошетом, но они побывали у начПО флотилии и как-то сумели убедить его, что не так всё страшно. И, что лучше меня рассмотреть на партбюро корабля с приглашением начальника политотдела дивизии. Очевидно, начПО тоже не хотел неприятностей для себя лично, (докладывать в Политуправление флота ему пришлось бы, а кому такое понравится), и он, (совершенно немыслимое дело!), согласился. Но потребовал строго наказать меня по партийной линии. А что значило тогда партийное наказание за такое прегрешение? Да, в принципе, то же самое, в большинстве случаев конец карьеры.
Свободное копирование
