Возвращение в базу

4. Возвращение в базу. Новый поход

                1.ВОЗВРАЩЕНИЕ В БАЗУ.

18

          В конце июля мы получили радио с берега с приказом о возвращении в базу. Наше время Боевой службы в Средиземном море истекло. Конечно, все обрадовались, (нередко сроки продлевают), однако расслабляться было нельзя. Опыт показывал, что именно на этапе возвращения в базу чаще всего случаются неприятности, иногда очень большие.

          Как-то в кают-кампании зашел разговор о доме, о семьях. Аркадий Иванович сказал, что, если человек не испытывает в плавании тоски по дому, это ненормально. Конечно мысль правильная.  А я? Честно признаться, испытывал двойственное чувство.  С одной стороны, разумеется, как и все, скучал по дому, жене, детям. Сильно устал.  Но с другой – на берегу меня ждет не только семья. В море особое состояние души. Дел много, но все они нужные, корабельные. Надо мной только один начальник – командир, и то, если он в Центральном посту.  На базе забот у меня прибавляется в несколько раз, причем нередко совсем ненужных. Море бумаг, казарма, приборки, наряды, хозработы, проверки штабом, различные комиссии. И это еще не весь перечень.  Не обрадуешься…

Многие из офицеров, мичманов перед выходом в море отправили свои семьи на юг, к теплу и солнцу.  Кто-то с подначкой, невинно спрашивает штурмана:

- А Вы, Александр Алексеевич, отправили жену на юг?

- Что-о?!  Какой может быть отдых, когда я работаю? Не-ет, им дай волю, они возьмут две. Должна сидеть дома и ждать!

Причем всё это на полном серьёзе, без тени юмора. Такой был у нас штурман, и о том мы все знали.

               И вот наш поход подошел к концу. Всплыли в заданном районе, вошли в Западную Лицу и вскоре были у родного причала. На пирсе, как полагалось, нас встречало командование дивизии, флотилии с оркестром и поздравлениями. Пробрались как-то поближе к  пирсу и те жены с детьми, которые оставались здесь или успели возвратиться. Была среди них и моя Александровна. Естественно, как всегда, возглавляла женскую кампанию, т.е. женщины как-то к ней тянулись. В первый момент, как она потом сказала, даже не узнала меня из-за бороды. Но потом объятия, поцелуи, слёзы.

               Чуть позже, кого можно было,  отпустили по домам. Но большинство экипажа, во главе, конечно, со старпомом осталось на корабле. Выводить ГЭУ из действия, расхолаживать реакторы, приводить в исходное положение механизмы.  Только на следующий день можно было оставить всё на дежурно-вахтенную службу и уйти домой.  Я ходил по затихшему, как бы постепенно остывающему кораблю с таким чувством, будто расстаюсь с живым существом,  для меня дорогим и близким…

       Через несколько дней мы сдали корабль второму экипажу и начали готовиться к отъезду в санаторий под Москвой на послепоходовый отдых и профилактику. Поправить здоровье было действительно необходимо.

       В своих воспоминаниях я ни слова не сказал о том, чем питались мы, подводники в походах, особенно на дизельных подводных лодках, но и на атомных тоже. Писал об ограниченности пространства, о постоянном гуле механизмов, (часто сам себя чувствовал одним из них), об отсутствии свежего воздуха и т.д. А вот о том, чем питались, как-то упустил. Не так давно пришлось прочитать в стихотворении одного из гражданских моряков, что надо бы побыстрее в очередной порт, и почему именно:

                "А то так скоро есть начнём,

                Тушенку с кашей, сухофрукты".

 А мы, подводники, в море, в своих дальних походах так питались всегда. Месяцами. С консервированным на спирту хлебом. При ограничении движений, многие из нас, если не пропускали специально обед или ужин,(я, например, в походах так делал всегда), набирали лишний вес, кожа приобретала землисто-зеленый цвет, а ноги долго еще болели на суше с приходом в базу. Многие из нас, включая меня, уже на пенсии страдают от этих самых болей, только они уже не проходят...

        Так вот о послепоходовом отдыхе. В те времена такой порядок соблюдался незыблемо. И надо сказать был чрезвычайно полезен не только для здоровья, но и для сплочения экипажа. Ведь в санаторий отправлялись все офицеры, мичмана вместе, причем с женами. (Так же и матросы со старшинами, но в другие места). Можно себе представить эту большую семью собиравшуюся на пикниках в лесу у костра, на спортплощадках, концертах и т.д.    Потом предстоял отпуск. Но до того надо было рассчитаться с базой и сдать все отчеты за БС. Надо сказать тяжелая и неприятная работа!

                Если говорить об итогах похода, то после изучения представленных отчетов наша Боевая служба была оценена на «отлично». Мы выполнили все поставленные задачи без замечаний,были в постоянной готовности к боевым действиям с использованием оружия, и будь на то приказ командования, выполнили бы его без колебаний. У нас не было аварий, больших поломок, грубых нарушений воинской дисциплины. Нас никто не обнаружил. С одной стороны было приятно, что мы не подкачали, оправдали доверие командования дивизии и флотилии. Это да. Но, всё же, нам не удалось сделать главное – найти и следить за пларб. А мы ведь в первую очередь противолодочники. Впрочем, может, в назначенном нам районе поиска её и не было. Однако и для каких-то серьёзных выводов данных пока было мало.

                К сожалению, уже на берегу между мной и командиром вышла неприятная размолвка, (первая, но, к сожалению, не последняя). По итогам похода и у нас на корабле, естественно, издавался приказ с поощрением отличившихся. Так вот, обычно любой приказ командира готовится с участием старпома, а в большинстве случаев готовится им самим. Ну, если приказ о поощрении или наказании, то участвует и замполит. На сей раз меня почему-то обошли. Сначала я не придал тому значения, мало ли, был занят отчетами. Но когда  услышал его содержание перед строем экипажа, не поверил собственным ушам. В нем, в числе отличившихся с объявлением благодарности,  оказались кое-кто из тех, кто в походе за ту или иную провинность были мной наказаны, и с кого я взыскания еще не снял!  Получалось так, что они добрые дяди, а я вот бездушный деспот. Даже не подумали над тем, что ими, во-первых, был грубо нарушен Устав, запрещающий поощрять тех, кто имеет неснятые взыскания, а, во-вторых, над тем, что они унизили меня, старпома, в глазах подчиненных! Пренебрегли и  старым, петровских времен,  правилом для военачальников: «Награждая недостойных, ты унижаешь тех, кто награды заслужил, и сеешь недовольство среди остальных».  Можно же было предварительно поговорить со мной, я бы просто снял с них взыскания, чем потом поощрять их в приказе. И все было бы в порядке. Так нет!

           Всё это я и высказал командиру прямо, ничего не смягчая, и не оставляя, как говорится, камень за душой. Ну и, конечно, ничего, кроме испорченного настроения и трещины в отношениях не добился. Аркадий Иванович попытался убедить меня, что я излишне щепетилен, что в данном случае ничего особенного не произошло…  Не убедил.

          В августе мы разъехались по отпускам. Еще в буквальном смысле болели ноги непривычные к ходьбе по суше, а мы уже катили на юг, в Мелитополь, к теплому Азовскому морю. Из Мелитополя к морю выезжали всем семейством на стареньком «Москвиче»  Александра Ильича, он возил нас туда с большим удовольствием.  Изумительной чистоты вода, чистый песчаный пляж, людей мало, солнца много, дети, жена рядом – что еще надо уставшему подводнику для отдыха?  Заезжали, конечно, и к моей матери в Донецк. После выхода на пенсию она вместе с мужем, (моим отчимом), перебралась туда, поближе к отчему дому, где по-прежнему жила бабушка Полина. Там по соседству жили  её сёстры Елена, Катерина, Люба, брат Илья, которых я любил с детства, и они, меня, соответственно, тоже. Часто собирались за одним столом, угощались, с удовольствием пели песни. Они гордились мной, и я, конечно, ценил их отношение.