На Алтае - 21

VIII

Салаирский край. -- Рудники. -- Золото. -- Охота. -- Заселение Салаира. -- Салаирцы и разбойники. -- Преступления. -- Обязательные работники. -- Охота. -- Ф. Е. Засс. -- Дрохва. -- Тетеревиные охоты. -- Обнажения. -- Смерть коня. -- Катастрофа с орлом. -- Косачи в саду. -- Сибирский Вильгельм Тель. -- Страшное северное сияние.

   Почти весь 1872 год я прожил в Салаирском руднике, а потому имел возможность хоть несколько ознакомиться с его окрестностями и с самим населением этого уголка. Вся местность тут состоит из небольшой возвышенности и почти повсюду покрыта смешанным лесом с преобладанием хвойного. Высота Салаирского хребта достигает только от 1 000 до 1 800 фут над уровнем моря ("Записки" Финча). Граница местного полесья соединяется с так называемой чернью, о которой я упомянул выше, а чернь эта занимает большое пространство и тянется на десятки верст как по дороге к Барнаулу, так и к бывшему Томскому заводу и далее к городу Кузнецку.

   Салаирский рудник открыт в 1781 году, а в 1795 году уже строился Гавриловский серебряный завод для плавки этих руд и по велению Екатерины II был назван в честь горного начальника Алтайского округа Гаврила Качка, этого знаменитого деятеля, при котором так много сделано для горного дела в крае. При нем были открыты и самые мощные рудники -- Ридерский (1786 г.) и Зыря-новский (1791 г.) и введена в Томском железном заводе на одной печи в виде опыта плавка руд на каменном угле, который добывался в 45 верстах на реке Томи в Кузнецком горном округе.

   К северу в окрестностях Салаирского рудника в долинах горных речек находится много луговых и сенокосных дач, около которых расположено немало больших и малых деревень и селений. Самое же селение рудника довольно обширно и раскинуто амфитеатром по речке Осиповке, по широкому склону и предгорию рудного холма, в котором разрабатывались три серебряных рудника, расположенные один выше другого на протяжении 3--4 верст. В них добывают тяжелые шпаты и охристые руды, содержащие золотистое серебро. В последнее время оказалось, что почти все небольшие лога этой возвышенности содержат в себе рассыпное золото, которое и стали добывать открытыми работами не только в свободных долинках, но даже в огородах и дворах жителей Салаира.

   Вот в этом случае только и прав тот автор заметок о Сибири, который писал в "Игрушечке", что в этой обетованной стране золото рассыпано природой по всем улицам Барнаула, которое и блестит повсюду в солнечные дни и что в том же Барнауле такие холода зимою, что жители и дома одеваются в шубы, а на имеющихся роялях по клавишам лежит толстым слоем иней!.. Такие сообщения были не святочными рассказами для молодого поколения земли русской, а серьезным описанием уголка Алтая!.. Курьез!!! А тем более курьез потому, что в то время ещё не было открыто россыпного золота под огородами и дворами Салаирского рудника.

   Тут мне довелось жить в казенном двухэтажном доме управляющего, который построен на возвышенности, и потому вид из его окон довольно обширен и оригинален. Вдали видна синь холмистой черни, а вблизи под горной покатостью все широко раскинувшееся селение. К дому управляющего принадлежит довольно большой и тенистый сад, в котором кроме берез, пихт и других деревьев есть несколько лип, что составляет на Алтае довольно редкое явление.

   Как в Гавриловском, так и в Гурьевском заводе этого края есть большие заводские плотины, на которых весной и осенью бывает много пролетных уток, но почти все они не более как гости, потому что к лету улетают; остаются гнездовать весьма немногие. И это не оттого, чтобы им не было удобных мест, где гнездиться и где вывести молодое поколение, к чему особенно располагают вершины прудов, а потому, что множество худых и хороших ружейников не дают им не только заняться гнездом, но и спокойно посидеть около воды.

   Зато по всей окрестности Салаира водится пропасть тетеревей и немало белых куропаток; а по дороге к Томскому заводу и к Барнаулу в черни -- глухарей, рябчиков и медведей, которые сильно беспокоят прилежащие, деревни, задирая коров и лошадей. Поэтому многие местные промышленники караулят их на лабазах и бьют из своих немудрых "орудиев". Тетеревей же они стреляют преимущественно осенью, сподъезда; а некоторые крестьяне добывают их у хлебных кладей шатрами и кошами. На эти последние тетерева садятся к приваде и проваливаются внутрь плетеных из прутьев или забранных из жердочек ловушек. Дешево и сердито!.. Тут и караулить не надо. В досужее время промышленник еще с осени исподволь наделает кошей, наставит их в разных местах около кладей и пашен, накладет необмолоченных снопиков какого-нибудь хлеба и насторожит западни -- вот и вся мудрость.

   По первым снежкам он, обыкновенно утром, едет на дровнях по ловушкам, вынимает попавшихся тетерь в поделанные снизу или сбоку отверстия, зубами закусит им головы, побросает конвульсивно трепещущую птицу в мешок -- и, довольный своим промыслом, насторожив снова ловушки, едет домой. А завтра та же история -- до тех пор, пока простоватые тетери попадают в такие немудрые устройства.

   Бывают годы, что тетерева нейдут на хлеб, а питаются в лесу и по березникам молодыми лещинками и почками деревьев; тогда промышленники ставят коши около или на самых деревьях и подманивают птицу на ягодную приваду, употребляя для этого рябину, калину и даже шипишку. Но случается, что и тут тетерев нейдет на поедь и упорно держится на лесу, -- тогда промышленники бросают ловушки и принимаются за винтовки, говоря, что птица "чует неурожай". И надо заметить, что такая народная примета обща по всей Сибири, как Западной, так и Восточной.

   Никакого другого промысла по части охоты тут нет, да и быть не может, потому что большая часть рудничных жителей занята работами в руднике и на золотых приисках, а крестьяне окрестных деревень и ведут хлебное хозяйство, и в известное свободное для них время занимаются перевозками для заводов и рудника. Да, строго разбирая, огульного промысла, как, напр., белковья в Восточной Сибири, тут и не может создаться за неимением белки. Она водится в этом крае только в небольшом количестве, как и другие породы грызунов, за которыми охотятся или попутно, или те, собственно, люди, которые почти ничем другим не занимаются; их жизнь и весь труд посвящаются исключительно охоте во всех видах. Охотой они питаются и зовутся здесь обыкновенно ружейниками. Их профессия бить и ловить все, "что только попадает на глаза", что доступно их знанию и имеющимся под рукой орудиям.

   Здесь нет слова "зверовщик", как оно понимается в Восточной Сибири. В этом слове чувствуется родное, лелеющее душу; к зверовщику является не только симпатия, но сразу безотчетное доверие и дружба. Совсем другое говорит слово ружейник. Тут с первого раза является невольная брезгливость, и вы, тотчас чувствуя как бы антипатию, начинаете думать о каком-нибудь приказном, который, урвав часок свободного времени, бегает в немецком пальтишке и опорках за утками и случайно бьет их из тульского дробовика. Но, в сущности, это, конечно, только иллюзия, потому что есть много плохих зверовщиков и хороших опытных ружейников.