Глубокая осень. Метёт «кустанайская метель» – позёмка из смеси песка и снега. Сквозь её пелену едва просматривается окраина Кустаная – Наримановка. Наши три казармы (одна – учебные классы), офицерские домики, строящиеся здания котельной, столовой и учебного корпуса, кажутся отрезанными от всего мира. По плацу прокатываются, знакомые ранее только по книгам, «перекати-поле».
Мы идём в столовую, на окраину Наримановки. До неё километра два. Идём без обязательной в строю песни – песок забивает рот, долго потом отплевываешься и прополаскиваешь – иначе хрустит на зубах. Школа использует столовую соседней части – стройбата. Это полуземлянка с врытыми в землю столбами скамеек и столов. Столы и скамьи отполированы до блеска. Стол на 20 человек. Первое и второе блюда подаются в бачках – дежурный, сидящий с краю, разливает и раскладывает по дюралевым мискам. Хлеб – на подносах, чай – в ведёрных литых чайниках, компот в обед дежурный носит на подносе в алюминиевых кружках. Так питаются солдаты во всех армейских столовых, но у нас отличие: утром масло, в обед компот, в раскладке – бОльшая доля мяса. Курсантская норма №9, по градации служб тыла.
Вскоре питание курсантов изменится: в лётных полках они будут питаться как летчики – норма №5 на моторных самолётах, №5-А на реактивных. Правда, к тому времени я буду уже лейтенант, лётчик-инструктор, в курсантской жизни эта «лафа» мне не досталась.
На запад от казарм, за парашютной тренировочной площадкой, стоянки Як-18. Машины привязаны к намертво вкрученным, в твёрдый как камень грунт, штопорам. Рядом бугорки полуземлянок – наследство лётного училища времён войны. Говорят, сюда в 42-м году перевели часть Сталинградского училища, другая часть переехала под Новосибирск. В этих полуземлянках мы размещались до зачисления в школу. Далее до самого горизонта ровное поле – аэродром, в центре которого полосатая застеклённая будка и мачта с болтающимся по ветру также полосатым «колдуном». Аэродром пока не для нас, там изредка проводятся так называемые «командирские» полёты – инструкторы шлифуют своё мастерство. У нас другие заботы.
Мы осваиваем курс молодого бойца. Уже месяц первая половина дня занята занятиями по общевойсковой тактической подготовке. Комвзвода капитан Карпухин гоняет нас по изрезанному эрозией надпойменному берегу реки Тобол, отрабатывая очередную тему.
После перебежки плюхаемся на землю, лёжа отрываем стрелковую ячейку, углубляем её до положения стрельбы с колена. Этот тяжкий труд прерывается «контратаками» противника и тогда мы палим из мосинских винторезов холостыми патронами, швыряем во чисто поле взрывпакеты-гранаты и деревянные со стальной рубашкой толкушки, типа РГД, знакомой мне по детству.
Лимонки или ещё не приняты на вооружение основной гранатой, или до ВАШПОЛ не дошли. Автоматы мы изучаем (и стреляем из них в оврагах и тире) отнюдь не современные, а старенькие ППШ. Пистолеты ТТ – личное оружие офицеров, трёхлинейки Мосина образца 1898/30 года – наше штатное оружие. А у армии уже другое стрелковое вооружение: карабин СКС и автомат АК.
Но стреляют наши старенькие винтовки великолепно и даже со свистом, когда в ствол засовываешь шомпол, как добавление к холостому патрону. Шомполами стреляем только вверх – иначе его потеряешь.
За утерю шомполов уже многие испробовали от 3-х (первые случаи) до 5-ти (потери шомполов стали массовыми)нарядов. Больше мог дать только комбат, но от подполковника «Рачка» наши ротные эти ЧП утаивают, заставляя старшин правдами и неправдами добывать на ОВС новые шомпола.
А потом и сами погорели. На батальонном учении «брали» ферму. Рачков следил с виллиса за ходом боя. Кто-то из курсантов умудрился пальнуть шомполом по свинье и та, визжащая, в крови, с торчащим шомполом, подкатила подполковнику под ноги. Шомпол выдернули, свинью отправили под нож в столовую. Какую взбучку получили ротные и взводные – до нас не дошло, но, судя по их виду и по тому, как они гоняют нас по плацу в личное время, немалую. После этого шомпола хранятся отдельно и выдаются персонально только на время чистки.
Контингент тербата, кроме нас – «комсомольского призыва», состоит и из «спецов» – выпускников Горьковской, Курской, Ивановской и, если не ошибаюсь, Ярославльской спецшкол ВВС. Эти школы были созданы в конце войны по типу Суворовских и Нахимовских училищ для детей погибших на фронтах офицеров. История создания спецшкол разных родов войск относится ещё к предвоенному периоду, но их структура и назначение в те времена были другими. Эти же входили в систему Наробраза. Из армейского у них была только форма, жизнь по Уставу Внутренней службы, деление на взводы-роты и усиленная муштра на плацу. Набирали в них ребят после семилетки.
Казарменная жизнь наложила на воспитанников своеобразный отпечаток. Военная форма и казарма в школьном возрасте не способствуют развитию лучших качеств: тут и некое зазнайство, и круговая порука, не в лучшем её проявлении, и презрительное отношение ко всему не армейскому. Знаю, что это не только мои наблюдения.
Физически они развитей гражданских. Особенно преуспевают на гимнастических снарядах, незнакомых большинству из нас. Это и понятно. В обычных школах спортивных залов не было: на уроках физкультуры преобладала лёгкая атлетика, спортигры, зимой – лыжи. Во всех спецшколах, по рассказам, были гимнастические залы, культивировалась гимнастика. А так как их готовили к службе в авиации, то в залах были и лопинг, и колёса, и другие снаряды, тренирующие вестибулярный аппарат.
Впрочем, это не избавило их от отчислений по медицинским показателям, как и нас, нетренированных. Авиационная их подготовка состоит в том, что их по разу прокатили кого на По-2, кого на Ли-2, в зависимости от того, какой аэродром был поблизости. Но мнение о своей принадлежности к авиации у них преогромное.
«Спецы» по приезду щеголяют в подогнанных защитных гимнастёрках с погонами и синих брюках с голубыми лампасами, отличаясь от штатской рвани, большинство которой одето как при отправке в армию, т.е. в старьё.
В силу своей обособленности они даже не поддержали остальную массу, которая в едином порыве бросилась в Кустанай громить местную шпану. Это было ещё до зачисления, когда мы жили в землянках. Тогда они были отмечены командованием, как дисциплинированная часть нового набора, чем заработали всеобщее презрение. Обмундирование всех внешне выровняло, но они и тут выделились: перешили солдатские штаны на «галифе», подогнали парадную форму, заменили фольгой кант курсантских погон, пошили в Наримановке хромовые сапоги. Вскоре подгонкой и перешивкой увлеклись все, но бывшие «спецы» были в этом застрельщиками.
Свободное копирование
