На второй день прихода наших войск разнеслась весть о подготовке в сквере на «кольце» места для показа кино. Задолго до сумерек мы были уже там. Между двумя липами было натянуто белое полотнище, напротив которого стоял грузовик с будкой в кузове.
Я уже не помнил наши довоенные походы в кинотеатр, всё для меня было ново. Было несколько рядов скамеек, но народу собралось много, и большинство смотрело стоя. Фильм мне запомнился на всю жизнь, отдельные эпизоды помню до сих пор. Это была лента про партизан – «Она защищает Родину». Про женщину, возглавившую партизанский отряд, «товарища Т». С этого дня показ фильмов стал ежевечернем; довоенные ленты чередовались с отснятыми в Ташкенте.
К зиме был открыт кинозал, и показ картин был перенесён в него. Не могу точно припомнить, какие фильмы я посмотрел в зале, какие в сквере. Но, ни одного не пропускал, ни тогда, ни в последующие годы.
В сквере, под открытом небом, проходили и выступления артистов. На концерты приходили бойцы и все желающие, ребятня, в первую очередь. Выступали и певцы и чтецы и танцоры, иногда разыгрывались сценки. Помню выступление пародиста, постоянно меняющего маски. До сих пор подозреваю, что это был Райкин. Уж очень напомнили мне приёмы киношного Райкина то, что я видел в детстве на сцене, устроенной в кузовах двух стоящих рядом грузовиков. Возможно, в этих концертах выступали и другие именитые, или ставшие именитыми впоследствии артисты – многие эстрадники тогда концертировали в прифронтовой полосе.
В ту осень и зиму я познакомился и со знаменитой американской тушёнкой – бойцы нас подкармливали из своего пайка. Мне кажется, до этого я и не знал, что существуют мясные консервы – помню только эти американские банки. Бойцы называли их «вторым фронтом». Были они двух видов: цилиндрические литровые и прямоугольной формы, высокие, литра на три. В последних было не просто тушёное мясо, а колбасный фарш. Бойцы, отрезав верхнюю крышку, вытряхивали на стол этот мясной кирпич и разрезали крупными ломтями, по числу едоков. Не забывали и нас. В таких же банках было и сгущенное какао. Варили его в нашем самоваре.
Мне помнится, что в этот период кормили бойцов очень хорошо. И не только по нашим полуголодным военным меркам. Пункт питания размещался на соседней улице, но бойцы предпочитали носить еду в квартиры, где размещались. Утром и вечером приносили по полному котелку каши с большим кусом масла, банки тушенки прилагались. Приносили заварку, сахар, джем в банках, галеты, часто селёдку. В обед, кроме каш в котелках, приносили борщ или суп в круглом баке с двойными стенками – термосе.
Хлеб по заказу продпункта выпекали жители уцелевших домов, но вскоре пустили пекарню, и она снабжала не только военных, но и обеспечивала выдачу хлеба по карточкам населению. Большинство продуктов, если мне не изменяет память, были американского происхождения.
Память не изменяет – по окончанию войны многие те продукты исчезли. Подкармливая нас, бойцы от себя не отрывали – просто еды хватало, принести лишний котелок или два – сложности не составляло. Я невольно сравнивал сытное довольствие наших бойцов с тем как питались тыловые части немцев. Сравнение было не в пользу немцев. Помню, пару раз я ходил со своим младшим приятелем к немецким кухням. И что видел? Жиденькие супчики из овощей, тушёная капуста кольраби, редко – гуляш с картошкой. Нет, наш, вернее, американский харч был обильней.
Но вернёмся в дни освобождения. Пару дней в городе было безлюдье, входящие части проходили, не задерживаясь. Потом появилась комендатура и патрули.
Гражданское немногочисленное население было на улицах, продолжая шарить по немецким складам, уцелевшим от пожара. Помню, обнаружили в одном из сараев закуток, под крышу заполненный солью. Соль слежалась и представляла собой глыбу высотой в два человеческих роста. Её начали долбить и растаскивать. Мы оказались там, когда в глыбе уже образовалась ниша в человеческий рост. Люди продолжали углубляться, не обращая внимания, что над ними нависает соляной свод. Люди топтались по слою соли на полу, но лезли именно вглубь ниши за «чистой», не истоптанной солью.
Может и мы с Леной полезли бы в нишу, но с нами была мама. Она запретила нам приближаться к нависшему козырьку, сама наполнила наши мешки солью из-под ног и даже пыталась образумить людей, долбящих себе могилу. Но тщетно.
Мы успели сделать два рейда, зная как важен этот продукт. А что он с земли и не совсем чист? Таскал же я всю зиму мокрую и грязную соль с железнодорожных стрелок! В деревнях она была дороже любых продуктов. Без сахара можно обойтись, без соли – нет!
Когда в третий раз пришли к сараю, нависающий козырёк уже рухнул, похоронив под собой несколько человек. В моём мозгу никак не укладывалась мысль: почему люди, перенёсшие бомбёжки и пожары, гибнут так нелепо, так глупо? Когда война уже далеко, когда случилось то, чего все два года ожидали – ПРИШЛИ НАШИ!
Позже я буду видеть ещё немало нелепых смертей. И на всю жизнь уясню – все смерти нелепы, кроме смерти естественной, от старости.
Свободное копирование
