В июне Блок, Коноплянцев, В. Н. Княжнин и я ездили в Териоки на спектакль с участием Л. Д. Блок. На Финляндском вокзале я встретил московского знакомца художника Сапунова, молодого с усиками блондина, в кофейном котелке и широком голубом галстуке. Поехали вместе. Дорогой Блок с площадки вагона показал мне, воспетый им, "золотившийся крендель булочной". Мы заговорили о счастье. Я сказал, что счастливых людей не видно: где они? Блок кивнул на Сапунова: "Да вот счастливый человек". Несколько дней спустя я обедал у себя дома. Входит А. М. Кожебаткин, расстроенный, грустный. -- "Что случилось?" -- "Сапунов утонул". Сапунов и Кузмин с дамами катались на взморье. Лодка опрокинулась. Спаслись все, кроме Сапунова.
С Кожебаткиным мы всю ночь носились в автомобиле по городу. Заехали и на Стрелку. Много говорили о покойнике. Мне все мерещилось, что вот-вот над тихою заводью всплывет утопленник в голубом галстуке.
А. М. Кожебаткин земляк мой и сверстник по институту. Он и М. А. Цявловский моложе меня года на два. Цявловский был худенький черненький мальчик, шалун и непоседа. После театра стал увлекаться Пушкиным и сделался одним из лучших знатоков его. Близорукий, сутуловатый Кожебаткин еще в школе мечтал издавать журнал. Так наши склонности определились с детства.
С Дутиком у нас ничего не вышло. Из редактора он меня превратил в корректора. Не разгибая спины я сидел над гранками или должен был ездить в типографию. Из статьи Блока о Стриндберге Дутик хотел выбросить половину; с трудом я уладил дело. Стихов Городецкого он не принял вовсе. Мои собственные статьи поступали на рассмотрение к глухому кудрявому журналисту. Я, однако, не поддавался. Дутик, видя, что со мной каши не сваришь, начал хитрить и класть мне палки в колеса. Отказы авторам отсылались от моего лица, положительные ответы шли от Дутика. Я нажил этим кучу врагов. Наконец, Дутик стал меня уговаривать жить у него на даче. Тут ясно мне стало, на что я был нужен Дутику. Он готовил общедоступные издания русских классиков и хотел поручить это дело мне, оставив для себя барыши и славу. Я решил развязаться с ним. Предлог нашелся. Одна престарелая народница прислала в редакцию роман, не помню "Сухари" или "Крендели", около пуда весом. Дутик предложил мне разбить это чудовище на главы. Я отказался и получил предложение "отдохнуть".
Свободное копирование
