Мой рассказ в стиле XVIII века, напечатанный в "Весах", очень понравился Петру Ивановичу. Долго не хотел он верить, что это сочинено. -- "Какой подлог: в Англии вам бы за это руки не подали". Насилу я убедил его. Старик захромал к шифоньерке, достал автограф Пушкина (вариант к "Русалке"), отрезал огромными ножницами последние два с половиной стиха и подарил мне. -- "Вот вам за вашу прекрасную прозу". За статью о Тургеневе Петр Иванович назначил мне сто рублей, но я предпочел получить половину этой суммы; в счет другой половины Бартенев уступил мне четыре письма Гоголя к цензору Сербиновичу.
Петр Иванович был скуповат и любил безобидно попользоваться чрезмерною простотою ближнего. -- "Вот, разоряюсь: курю сигары за гривенник". В Ревеле, где извозчичья такса тридцать копеек, Бартенев всегда платил половину. Извозчики перестали возить его. Выходит Петр Иванович из квартиры, кричит: "Фурман!" Извозчики ни с места. -- "Фурман!" Прохожий вмешался: -- "Что же вы, слышите, господин зовет". -- "О, это Партенеф, он тенка не платит!" Петр Иванович поехал с жалобой к губернатору.
Один мой приятель ссудил Бартенева редкой книгой. Прошло месяца три. -- "Петр Иванович, нравится она вам?" -- "Очень". -- "Можно мне получить ее?" -- "Зачем?" -- "Как зачем, ведь это моя книга". -- "Ваша? Вот эта?" -- "Да, эта, позвольте ее мне". -- "Как же она может быть ваша, когда на ней мой штемпель?"
Богач-вельможа пригласил Бартенева к себе в подмосковную и показал ему рукопись семейных воспоминаний. Петр Иванович попросил их на ночь почитать, дав честное слово, что не выпишет из манускрипта ни строки. Рано утром хозяин вышел в парк и видит: окна Бартенева светятся. Видно, старик забыл погасить свечу. Осторожно входит и что же? Петр Иванович за столом переписывает последний листик. Молча хозяин забрал рукопись вместе с копией и молча ушел. Утром гостя встретили за чаем радушно, как ни в чем не бывало. За вистом у Б. С. Шереметева Петр Иванович всегда приписывал себе лишнее. -- "Не знаю, за что Борис Сергеевич не любит со мной играть". -- "А вот за это самое", -- с живостью отвечал Шереметев, указав на бартеневские записи.
Несколько раз я обедал у Петра Ивановича с его женою и дочерью. Старик не соблюдал никакой диеты. Щи, жирный гусь, песочные пирожные. После обеда мы грызли фисташки. Бартенев неистощим был в разговорах: "Л. Н. Толстой всегда меня сравнивает с самоваром, у которого забыли завернуть кран".
Свободное копирование
