14 октября
Четверг и пятница, как и сегодня, были кошмарными, готовимся к Худсовету от слова «худо». С самого утра занялась гостиницей «Россия», где должны размещаться приехавшие с периферии члены Худсовета. Потом по просьбе Владыкина я пошла к нему со списками членов Худсовета, там был и Тарасов. Ну, уж я знаю, что все они, а особенно Владыкин, ничтожества, а каждый раз тошнит заново. Все боятся, как бы не пришли «смутьяны». Владыкин рассказал, что перед обсуждением журнала «Театр» ему звонил Алешин и просил разрешения прийти на коллегию, что, мол, слышал, что будет разнос и вот, не согласен и даже хочет выступить. «Ну, я ему как-то сказал, в общем, он не пришел». Так вот, кого сейчас приглашать из драматургов? Ну, в первую очередь Мдивани: «А то, если не пригласить, крику на всю Москву» Я: «Что, боитесь крикунов?» Владыкин: «Да не то что боимся…» Тарасов: «Себе дороже». Владыкин: «Мдивани будет говорить, что я один из немногих драматургов-коммунистов, который стоит на правильных позициях, я написал „Твой дядя Миша“». Потом Владыкин стал всех перебирать: «Л. Зорин — нам не нужен». Стал перелистывать какую-то книжечку, где записаны те, кого он принимал: «Каплинская — не нужно, она у меня была, Лунгин и Нусинов…» Тарасов: «Не надо». Я: «Да, отринули мы талантливых людей». Тарасов: «Да они уж больно несговорчивы, слова не хотят выкинуть». Владыкин: «Может, позвать Митрофанова, он нам не помешает, я его буду упоминать в докладе положительно, он патриотическую пьесу написал — „На рассвете“, Бабочкин на нас в обиде (перед этим я сказала, что на мой звонок Бабочкин ответил, что болен), но пока будем числить». Тарасов: «В связи с этой обстановкой». Потом решили пригласить Туров всей семьей, сразу все поколения.
Тарасов чуть-чуть спокойнее, так как он на Худсовете не будет, он в Ульяновск уезжает. Когда Владыкин говорил с Р. Симоновым по телефону, мы с Тарасовым, как всегда, препирались, и он произнес фразу: «С волками жить — по-волчьи выть». А я: «Нет, общество подминает, а ты сохраняй себя как личность». Вдруг он серьезно: «При социализме общество не подминает». Я: «Ну так и с волками, и по волчьи — это тоже закон капитализма». Он: «Это народная мудрость». Я: «Она очень удобна для слабых, и вообще для каждого положения есть две взаимоисключающих поговорки». Дальше — больше. Я: «На что Вы тратите силы, здоровье?» Он: «До 55 лет доживешь, тоже больная будешь, ты и сейчас больная, вон нервишки-то сдают, так вся и вскидываешься». Я: «С Вами еще и не такой станешь». Он: «А с Вами и подавно».
Потом пришла Ильина, и Владыкин ей сказал, что был разговор насчет Громова с Фурцевой, которая велела оформлять документы на эту кандидатуру, раз других нет. Ильина: «А вот в ЦК не очень…» Владыкин: «Да и Ильичева, и другие очень сдержанно к нему относятся». Ильина: «Больше, чем сдержанно». Владыкин : «Но надо решать, две другие кандидатуры отпали». Ильина ушла. Опять вернулись к завтрашнему дню. В это время им принесли обед, и я ушла, заверив Владыкина, что меньше 70 человек на Худсовете не будет.
Сегодня из командировки в Эстонию вернулся Кудрявцев. Я слышала лишь то, что он мимоходом говорил Тарасову в коридоре, что командировка была безумно трудная, что они все скрывают, ничего не хотят показывать. Хочешь посмотреть спектакль — оказывается, накануне актер заболел или актрисе голову проломили, просишь прочитать пьесу — нет перевода, а если переведена, нет экземпляра и т. д.
Я звонила Рыбакову, чтобы он зашел, и в пятницу 11 октября он пришел обедать, дала ему прочитать про Громова. Он: «Да, будет интересное кино» Я: «А правда, что ты в Институт истории искусств идешь?» Он: «Да, и к вам внештатным, об этом говорил с Владыкиным». Он хочет идти к Фурцевой, чтобы скорее ему искали замену, раз решили заменять. Я: «Зачем осужденному быть заодно с палачами — лишь бы скорее казнили? Зачем выслушивать воспитательные нотации, что за удовольствие?» Он улыбается. Я: «А как у вас там, в журнале все?» Он: «Ничего, ну, неделю поволнуешься, а потом устаешь волноваться». Я ему пересказала разговор Тарасова, что Эфрос подружился с Корнейчуком для того, чтобы, когда выйдет премьера его пьесы и он приедет на спектакль, то он пойдет к Фурцевой и уговорит ее разрешить «Три сестры». Расстались мило.
Свободное копирование
