22 февраля
С утра читала пьесу «Волемир», которую хочет ставить «Современник». Что-то вроде «Антигоны» в мужском варианте, только не столь категоричный, а более усложненный, рефлексирующий характер, необыкновенно чистый и порядочный. С одними такими людьми мир представить было бы невозможно, но и без них тоже нельзя. Очень много других интересных характеров, положений, жизненных ситуаций. В общем, когда читаешь такие пьесы, то какое-то радостное чувство, что многих, очень многих людей волнуют одни и те же проблемы, и рано или поздно, но они хлынут на сцену, это лишь вопрос времени.
Придя домой, звонила Борису Владимировичу, рассказала о визите Эфроса в Министерство, о котором знала теперь подробнее. Как рассказал Шумов со слов Голдобина (с ним он поделился), там был разыгран целый спектакль. Эфрос говорил, что к нему относятся предвзято и ругают незаслуженно, что вот если бы он поставил «Метель», что бы с ним сделали, что он хочет одного — спокойно работать. Потом, как бы случайно, пришла Фурцева: «Вы ко мне записались на завтра, так вот, если не возражаете, поговорим сегодня». И Эфрос стал говорить, что если ему бывает очень плохо, то он вспоминает, что его любит Екатерина Алексеевна, и ему становится легче, что она всегда ему помогала, еще когда он снял фильм «Шумный день» и его ругали, она сказала, что это ничего, и его оставили в покое и т. д. и т. п. Вообще, по словам Голдобина, вел себя Эфрос великолепно, и спектакль был разыгран всеми участниками с блеском. Были такие моменты: Эфрос задумался и сказал, что вот он репетирует Арбузова «Счастливые дни несчастливого человека» в реалистической манере и даже боится, что его обвинят… «В чем?» — заинтересовалась Фурцева. «В традиционализме», — отвечает Эфрос, и все вздыхают с облегчением: «Ну что Вы!» Доходит очередь и до Фурцевой — в ответ на «любовные признания» она «ласкает художника», и он уходит «окрыленный». А по уходе Эфроса Фурцева распекает Владыкина, что его работники, в частности инспектор, должны бывать на репетициях и пресекать, так сказать, на корню (то есть докладывать начальству), если что покажется не так.
Вот это я рассказала Борису Владимировичу и спросила, правильно ли Эфрос поступил. Борис Владимирович ответил, что считает, что правильно, какие-то официальные связи надо поддерживать, и то, что они вынуждены были сказать, ну хотя бы о том, что в идейном, политическом отношении к «Колобашкину» претензий нет, а лишь по художественной линии и перегрузке могут быть споры, это их к чему-то обяжет.