Мы не можем, не хотим мириться с тем, что подсовывает нам судьба. Одни ропщут, другие теряются, третьи покоряются. Мы — борцы. И, наверное, даже если проигрываем, остаемся сильными, чтобы продолжать жить достойно. Всегда ли это получается? Может быть, и нет. Но даже минуты слабости не меняют дела. Мы не опускаемся и трудимся не покладая рук. Труд же всегда сила.
Большинство людей, благополучных или неблагополучных, живет своим узким мирком. И чужое несчастье (а зачастую не такое уж чужое) остается чужим несчастьем. Но вот пришла беда, человек остался одиноким, и тогда он недоумевает, как это люди рядом не находят места в своей жизни для него. Человеку кажется, что это просто — протянуть ему руку помощи и вытащить его из этого страшного одиночества. Он забыл, что никогда никому не протягивал руку помощи сам.
Как же немного людей щедрых, умеющих откликнуться на любую беду ближнего! Не просто посочувствовать, а принять часть чужого горя на себя. Помочь действенно, жертвуя собой. Кому из обездоленных выпадает счастье встретить таких…
Сколько раз — конец, больше невмоготу. И каждый раз побеждает жизнь. Какая же она, эта жизнь, коль скоро за нее бьются насмерть? Радостная и горькая, добрая и злая, справедливая и жестокая — самая разная. Но как любить ее такую, всякую, всякую? Видимо, фокус в том, чтобы все плохое считать преходящим, а хорошее… хорошее всегда с нами, для нас, в нас. Любить жизнь во всех ее проявлениях — непростая штука. Но иначе не стоит ни бороться, ни искать, ни жить. Жизнь — это то, ради чего стоит идти на смерть.
На шкафу стоит китайская ваза с самыми фантастическими цветами и птицами. Это семейная реликвия. Я умудрилась ее разбить — сын склеил. И стоит она перед моими глазами, молча рассказывая о сказочных странах, что снятся мне по ночам и грезятся наяву, если я не очень занята. Человек должен летать хотя бы в мечтах. Порой это трудно, ибо быт, и боль, и заботы заземляют нас. Но не стоит этому поддаваться, а иначе для чего жить?!
Иногда мне кажется, что с тех пор, как я потеряла своих близких, я проживаю какую-то иную, не мою жизнь. Порой даже не проживаю, а существую, дышу, пью, ем, работаю. Или происходит что-то другое — это просто не я. Меня нет, а живет моей жизнью другой человек. А может быть, это я стала другой? Я говорю себе: но ведь меня так много связывает с прошлым. Люди, которые жили при них и живут сейчас. Моя квартира (как мало она похожа на прошлую!). Вещи. Работа. Значит, это продолжение той, прошлой жизни. Но как может продолжаться жизнь без тех, кого я так любила? Над моей кроватью их портреты. Но я и не сомневаюсь, что они были. Тогда и я была. А сейчас это уже не я. Не могла бы я жить такой жизнью. Все это похоже на мистику. Живу — не живу. Той же жизнью — другой. Нет, конечно, другой.
Ночь. За окном гроза. Может, оттого и не спится? Но надо заснуть, иначе завтра будет плохо. А я не хочу, чтобы снова было плохо. Ведь плохо — это в отместку за то, что их нет, а я живу. Все — мистика. Потому что ночь… И потому что не спится…
Голицыно. Тихое пристанище для отдохновения моей души. Вышагиваю на костылях свои минуты по садику. Не знаю, куда смотреть, — ищу глазами полевые цветочки. Клевер. В детстве мы называли его кашкой. Выдергивали длинненькие лепестки и ели — сладкие. А эти, на длинных стеблях, похожие на цветную капусту, забыла как называются. В детстве так и называли — капустой: «варили», «кормили» кукол. Когда это было? Да и было ли?
А какие здесь встречаются люди! Геннадий Донец, сибиряк. После фронтовой контузии долго мучился. Словно молния пронизывала голову. Не мог спать. Но пошел не в больницу, а в тайгу, к эвенкам. Он любил этот народ — трудолюбивый, тихий, отзывчивый. Так стал таежником. Лес был и домом, и кормильцем. А потом, вернувшись из тайги здоровым, залпом написал первый роман. Сразу роман! В Москве напечатали!
Еврейский писатель Альбирт. Восемьдесят с лишним лет. Он до сих пор скорбит о тех уничтоженных в войну шести миллионах евреев. А сам весь больной — и годы, и трудная судьба. Читает мне на еврейском и сам же подстрочно переводит:
Никому не говори, что ты одинок.
Никому не говори, что ты болен.
Никому не говори, что у тебя отказали ноги.
Никому не говори, что у тебя опустились руки.
Никому не говори, что у тебя нет друзей.
Никому не говори, что пришла старость.
Никому не говори, что у тебя много врагов и хлеб твой замешен на яде.
Это для тебя зеленеют деревья.
Цветут цветы, поют птицы.
В тебе течет горячая кровь.
Никому не говори, что ты несчастен.
Мудрый человек живет в согласии с собой, принимает себя и жизнь как должное. Это, если хотите, способность смириться с судьбой. Поэтому мудрость избавляет человека от отчаяния. Это и называется — пройти свой путь достойно.
Под самым моим окном растут пять берез так близко друг к другу, что ветви их переплелись. Словно сестры. Одна из берез больная. Кора слезла. И кажется, четыре других поддерживают ее, питают своими соками.
Один старый писатель сказал мне: «Разве можно быть одиноким в лесу? Рядом с тобой деревья, трава, птицы. С ними можно разговаривать». А еще можно разговаривать со своими книгами. И вообще разве можно быть одиноким в творчестве? И разве можно быть одиноким, если у тебя есть память, а в ней близкие?
Для того чтобы так жить, нужно самосовершенствоваться.
Иссякает ли в долгих страданиях мужество? Я думаю, нет. Напротив, страдания закаляют людей сильных. Более того, страдания мужественных порождают мудрость. А мужество и мудрость — это уже самое мощное оружие в руках страждущего.
Геннадий (писатель) принес мне из леса букетик земляники. Мне показалось, что земляника пахнет лесом. Какой же запах в лесу? Забыла. Запах забыла, не лес. Отчего-то особенно ярко вспоминается сосновый лес под Ригой.
Прямые стройные сосны, полумрак и зеленый ковер травы. И я по ней шла! Это были незабываемые полгода кажущегося выздоровления. Потом обман с разрекламированным лекарством вскрылся, и я снова слегла…
Но тогда была Рига. Свинцовое, холодное, буйное море. И лес. И узенькие улочки старого города. И служба в храме. И много, много человеческого тепла. А впереди меня ждали любовь и работа. И моя семья…
Сколько было в моей жизни счастливых дней? Если подумать, не так уж мало. И они, эти дни, такие незабываемые, потому что каждый раз казались сказкой. Но только отчего-то во всех сказках побеждало зло…
А сегодня из леса мне принесли незабудки цвета июльского неба. Я смотрю на них и думаю: все это непреходящие ценности. Как сердце может вместить в себе столько любви? Я люблю свое прошлое — в нем жили мои близкие. Люблю настоящее — в нем живут мой сын и мои внуки. Люблю будущее, потому что верю в него. Люблю жизнь! Люблю небо и незабудки. Как редко мне выпадает счастье видеть их!
Иногда одолевает чувство безнадежности. И тогда привязывается идея уйти. Это страшно. Тем более что я столько раз была на грани! Неправда, что по своей воле уходят слабые. Для этого нужно большое мужество. Но уйти по своей воле неправильно, потому что завтра может стать лучше. Нужно перетерпеть «невмоготу». И завтра придет.
Умер дядька мой Иосиф, добрый друг, светлый, солнечный человек. Без него я осталась еще более одинокой. Как научиться терять? Для меня это все равно что научиться жить, ибо жизнь моя состоит сплошь из утрат.
И некому будет отныне приносить мне розы… Прощай, родной!
Сейчас мне необходимее всего бесстрашие. Бесстрашие перед болью, перед работой, перед надвигающейся старостью, одиночеством. Я давно уже знаю, что быть смелым — это необязательно стоять во весь рост, когда рвутся снаряды. Быть смелым — это жить, когда жизнь становится невозможной. Победа над собой самая трудная из всех побед.
В окне ураган. Вот сломило и повалило дерево. Лежит оно, такое большое, еще зеленое и, значит, живое, поперек улицы, не пропускает транспорт. Другие устояли. Значит, и деревья бывают сильные и слабые — как люди. Кто-то в беде выстоял. Кто-то сломился. Он еще живет, но жизнь сломленного духом превращается в медленную агонию. И потому только бы не сломиться! Можно физически потерять почти все, ко если осталась сила духа, значит, ты говоришь смерти: нет!
Болезнь прогрессирует, и все меньше остается средств борьбы с болью. Есть страшные вопросы, потому что они не имеют ответов. «Как жить?» — один из основных. О, сколько раз задавалась я этим вопросом! И находила ответ в самой жизни. Вот почему эти вопросы бессмысленны. И если когда-нибудь жизнь не ответит, придет конец.
Что значит жить в беде достойно? Не жаловаться? Не роптать? Скрывать свои страдания? И это тоже, конечно. Но не только. Жить достойно — всегда созидать, как бы мало тебе это ни удавалось. И какой бы ценой за это ни платил.
Трудно жить обидчивому человеку: обида разъедает душу. А окружающим осложняет жизнь.
Отчуждение друзей… Винить или оправдывать некого. Просто идет время. И если для меня во всей их меняющейся жизни не остается места, то при моем-то одиночестве для них места сколько угодно. Рассчитывать на великодушие нечего — я сама против него, если это касается меня. А ведь души-то рядом действительно великие…
Свободное копирование
