Мысли вслух - 10

В духовной жизни человека возраста не существует. Человек молод, покуда питает его душу любовь к жизни, интерес к людям и ко всему прекрасному, то главное дело, которому он не устает служить.

Мне думается, самая большая коллизия художника или вообще творческого человека — это раздвоение между работой и доступностью простым людям. Высший нравственный выбор в том, что художник приносит в жертву даже свое творение, создаваемое для многих, ради спасения одного-единственного реального человека.

У меня один бог — совесть.

Так же как человек вмещает в себе Вселенную, одно мгновение может вместить бесконечность. Если только оно по-настоящему значительно.

Я радовалась, что снесли дом, загораживающий от меня небо и солнце. И долго не могла понять, что же ушло вместе с домом. Вспомнила! Под его крышей в кирпичных выемках жили голуби. Они там спали, прятались от дождя. И будили меня ранним утром своим воркованием. А днем нередко усаживались на мой подоконник. Теперь я перестала видеть голубей. Так понемногу уходит из жизни все, что мы любим. И даже порой не сразу замечаем это.

Мы из тех, кто платит боли не столько слезами, сколько трудом. Мы всё еще — до заката так недалеко! — верим, что все лучшее сбудется.

Когда приходит беда, перед ней надо не оплошать, не задрожать, не сетовать, а стоять лишь насмерть.

Мне кажется, от такой боли можно взорваться. Но я не взорвалась. Я плачу глухими, тихими слезами, не приносящими облегчения. И совсем не слышно человеческого голоса. Стоит гнетущая тишина. Только рано поутру я надеваю слуховой аппарат и наслаждаюсь пением птиц в окне.

Отчаяние может привести человека к бездействию. И тогда парализуется сила воли — единственное, что может вывести его из этого состояния. Если есть что-либо сильнее судьбы, так это мужество, которое противостоит ей. Сносить страдания без жалоб — самое мудрое, на что способен человек.

Спасти от одиночества могут только труд и обилие интересов. Каждую минуту что-то увидеть, услышать, познать. Все будто в первый раз. Для этого у меня есть многое: работа, книги, газеты, телевизор, приемник, магнитофон. Уплотнить свой день до того, что одиночества не будешь чувствовать из-за нехватки времени. И не будешь зависеть от людей. Но как этого добиться, если тебя обуяла какая-то леность души? Нужно заставить себя полюбить жизнь усилием воли.  Вот к чему я пришла.

Самое главное — не дать боли убить душу. Никаких поисков душевной поддержки у друзей — силы должны найтись в себе. Только так.

Ну что же, бывает и так: болезнь выбивает из рук последнее оружие, и остается одно — терпение, которое и есть высшее мужество.

Ночь прошла — и я увидела рассвет.

Ночь прошла — и из темноты вынырнули ели, трава, цветы.

Ночь прошла — и рядом снова живые люди.

Как я дожила до всего этого!

Есть люди, которые излучают свет, — это высшее счастье, какого может достигнуть человек. Их свет привлекает других людей. А когда рядом друзья, можно не бояться ни боли, ни страданий, ни нужды.

Нет, иной раз мало сильно хотеть, для того чтобы сбылась твоя мечта. И тогда должно хватить мужества перекроить жизнь на иной лад.

Нельзя приноравливаться к несчастьям. Ведь кроме жизни есть еще и смерть. Значит, надо спешить жить, чтобы успеть сделать все, что тебе положено.

Что же такое воля, о которой мы столько говорим? Наверное, это сила души, которая из ничего может сотворить чудо.

Ели. Елочки. Теперь им лет по двадцать. Мы сажали их всей семьей в чужом саду, возле чужой дачи, которую тогда снимали. И нет на свете уже никого, кто сажал их, кроме меня. И вот спустя годы лежу я в суровом еловом лесу. Здесь ели большие. И так жестоко болит память.

Обострение прошло, и я ступила на землю, в лес. Вокруг ни души. Я прижалась лицом к стволу дерева и беззвучно заплакала обильными слезами. Это были то ли слезы благодарности за подаренную мне красоту, то ли слезы памяти о близких, о собственной загубленной жизни. Но только все эти слезы были светлые.

Я возвратилась на костылях обратно, и каждая ель казалась мне памятником моим близким. Настоящий памятник для меня недосягаем — машина не дойдет до него. А те ели, что мы когда-то посадили и что служили мне символом памяти, далеко. Чужие ели приняли мою печаль. Как порой чужие люди согревают истерзанную душу. Я верю в людей. В неиссякаемую их доброту. Верю в целительную силу природы. И все же, если горе настоящее, оно покинет тебя только со смертью, время лишь притупляет его.

Быть может, судьба не дала мне счастья в общепринятом смысле. И все-таки она не была ко мне скупой. Отнимая одно, она дарила мне другое. И это другое порой с лихвой возмещало первое. Я любила и продолжаю любить жизнь — это главное.

Не слава, не успех, не шумиха, а самоотдача в творчестве поднимает человека.

У каждого в жизни есть своя высота. С самого начала болезни я понимала: надо сломить беду. Не мне судить, взяла ли я свою высоту, но по крайней мере всегда стремилась к этому.

Ну что же, у меня ведь тоже в жизни что-то было: юность и война, мечты и отчаяние, любовь и беда. Главное — выстоять!

Что такое судьба? Отчего она так по-разному оборачивается к людям? И нет здесь ни заслуг, ни прегрешений. И нет объяснений. Я думаю, наука дойдет до открытия самых необъективных явлений, кроме судьбы, ибо она выше возможностей человеческого познания.

Чем человек лучше живет, тем больше вокруг него опасностей — у него столько есть что отнять! А когда человек нищ, что может угрожать богатствам, которых у него нет? К сожалению, это относится и к духовным ценностям. Чем более человек одинок, тем менее грозят ему утраты.

Беды объединяют людей. Скорее даже не беды, а борьба с ними. Люди сплачиваются в этой борьбе. Я хорошо познала это и в войну, и в болезни.

Больше всего мне не хватает терпения. Дело не в боли — ее как раз я умею терпеть. А вот в жизни… Может быть, потому, что я так мало завишу от самой себя? Что бы ни задумала — надо ждать, пока кто-то осуществит мою задумку. Люди не понимают этого, их мое нетерпение просто раздражает. Они не понимают, что все, что для них мелочь, для меня разрастается в проблему. И оттого что тем более обращаешься к ним, это раздражает лишь сильнее.

Как много надо, чтобы уметь молчать. Это — хитрое дело! Особенно если ты родился с открытой душой. Но жизнь — кого скорее, кого медленнее — учит. Может быть, когда-нибудь научит и меня?!

Люди чаще всего спешат. И редко им удается побыть наедине с собой. У меня же, как бы я ни была занята, всегда найдется время заглянуть в свою душу. Как нужно почаще наводить в ней порядок!

Я часто переживаю, что так разбросалась в деятельности и знаниях. Все это множество профессий я охотно заменила бы одной, но с настоящими, глубокими знаниями. Когда я делюсь этим с моим сыном, он отвечает: «Лишь бы не остаться дилетантом в жизни, а уж в этом тебя никто не обвинит».

Когда-то, уже больная, я поднималась на машине в горы. Это было непосильное чудо! Мой сын достиг большего — стал альпинистом. Какие же неземные тайны открылись ему! Он нередко подсовывает мне книги о горах, и я проделываю вместе с их героями удивительные восхождения. Но вот я прочла «Выше Эвереста». Тогда, значит, путь, проделанный мною в постели, даже выше Эвереста? Не возгордиться бы…

Жизнь человека имеет две формы: внешнюю и внутреннюю. Какая на какую влияет больше?

Я думаю, бывает по-разному. У людей слабых внешние обстоятельства определяют их жизнь. У сильных внутренний мир становится выше обстоятельств. И тогда человек как бы строит новую, более счастливую жизнь, ему одному понятную. И значит, от силы духа человека зависит его счастье.

Меня увозили из этой дивной красоты на «скорой». Захлопнулась дверца, и я сразу осталась наедине с болью и мыслями. Боль нужно было терпеть, мысли — приводить в порядок. Понимала — скорее всего операция. И так же хорошо понимала — опасная. Первый призыв молча: «Мамочка, помоги!» Это не придало сил, скорее расслабило. Значит, надо другое. Я сформулировала это другое очень просто: «Если конец, его надо принять достойно. Если очередное очень трудное испытание, его надо пройти мужественно». И дальше все было без мыслей.