В 1913-ом году Блоки провели весну в Петербурге, а 12-го июня уехали за границу, снова на берег океана, на этот раз в Гетари, откуда ездили верхом и в Испанию. Вернувшись в Россию в прекрасном настроении, Блок приехал в начале августа в Шахматово, а в конце августа приехала и Люб<овь> Дм<итриевна>. Блоки прожили с нами до половины сентября; Александр Александрович много занимался рубкой кустов и деревьев, причем так расходился, что загубил совершенно зря красивую группу старой сирени, в чем, может быть, впоследствии и раскаялся. Отголоски последних шахматовских событий, в том числе и этой варварской рубки, можно проследить в интересных набросках "Ни сны, ни явь", которые появились уже после его смерти в "Записках мечтателей". Эти оригинальные отрывочные картины помечены датой 19-го марта 1921 года (1907, 1909 и новое). Большая часть их навеяна Шахматовым. Описание сенокоса за садом и внезапно раздавшейся песни есть буквальное воспроизведение действительности. Григорий Хрипунов пел известного "Бродягу", одну из популярнейших русских песен, проникнутых "тоской острожной". Купец, чей луг косили, был владелец соседнего с Шахматовым имения - по фамилии Тябликов; характеристика и судьба его в общем верны. Федот - известный гудинский мужик, самый бедный из гудинцев. Но, разумеется, все события стилизованы и синтезированы ради общего впечатления. В этот синтез вошла и сирень. Она была точно такая, как описал ее Блок. Березовую рощу он действительно вырубил с помощью братьев Кублицких, только гораздо раньше, но она была не там, где срубленная сирень, а под садом, и точно: дом наш стал после этой рубки гораздо виднее с дороги и из оврага и стоял, "открытый всем ветрам и бурям". Даже урядник и велосипедист, которого Блок превратил в "политического" и "нелегального", ездили точно такими путями, как описано в этом отрывке; не забыты и осипшие собаки. Сцена с мужиками и богатыри - уже чистый вымысел, но картина навеяна теми же впечатлениями родимой деревенской глуши. А последний отрывок, проникнутый свойственным Блоку трагизмом и жутью, происходит в реальной обстановке известного места шахматовского сада.
"Ни сны, ни явь" нарушили течение моего рассказа. Возвращаюсь к 1913-ому году.
Пребывание Блока в Шахматове в этом году ознаменовалось какой-то стихийной жаждой разрушения. Это выражалось в непрестанном желании еще что-то вырубить. Помнится, именно в это лето он вырубил в саду массу елей и проредил этим сад до такой степени, что он стал прозрачным и уже не составлял той сплошной массы деревьев, которая скрывала прежде от глаз прохожих то, что было в саду. Все эти вырубки Блок производил с известной целью - иногда разумной, иногда фантастической. И матери его, и мне они были не по душе: сад от них сильно проигрывал, но удержать Блока мы не могли.
Свободное копирование
