Мирный тыл Франции

Стал вопрос: куда же теперь нас - русских - пять человек? В армию французскую нельзя, мы не являемся гражданами Франции. Отпустить на все четыре стороны тоже нельзя - мы не имеем "вида на жительство". Сначала нас временно оставили при комендатуре города Лангр. А чтобы даром хлеб не ели, нас придали солдатам комендатуры конвоировать пленных немцев на работу. Утром мы забирали их в местном лагере и вели на работу. Они восстановили взорванный месяц назад, нашим же отрядом, железнодорожный мост через канал. Часа в четыре вечера конвоировали их обратно, в лагерь, после чего были свободны. Роли переменились: то меня конвоировали немцы, теперь я конвоировал пленных немцев.

Несколько слов о городе Лангр. Это город-крепость, построенный в средние века. Он расположен на вершине отдельно стоящей горы. Крепостные стены переходят в отвесные обрывы горы. На толстых древних стенах крепости есть несколько смотровых площадок, откуда открывается изумительный вид. Видны далеко-далеко расположенные населённые пункты, леса, реки. На стенах этих площадок горизонтально укреплены полукруглые эмалированные доски. На этих досках стрелками указаны направления на все видимые населённые пункты, их названия и расстояния до них в километрах. Стрелками, также, указаны направления на столицы соседних государств и расстояния до них.

У подножия горы вокзал, там проходит железная дорога. Автомобильная дорога в город поднимается серпантином. От вокзала в город ходит и трамвай, тоже по серпантинной дороге. Между трамвайными рельсами уложена зубчатая рейка, у трамвая же, на колёсной оси, имеется зубчатая шестерня, которая, зацепляясь за рейку, поднимает трамвай на крутом подъёме.

Рядом с железной дорогой проходит судоходный канал "Марна-Сона", который соединяет реку Марну с рекой Соной, по которой можно проехать в Марсель и Средиземное море. Река Марна впадает в реку Сену, протекающую через Париж и впадающую в Ла Манш.

Населения города Лангр не более 10000 человек. Дома все каменные, старинные, ровесники крепости, внутри весьма благоустроенные. Есть район военных четырёхэтажных казарм, построенных из кирпича, это уже в наше время. В 1945 году в них располагались американские войска.

Примерно 15 ноября 1944 года была команда: сдать оружие и следовать на "сборный пункт" для отправки на Родину. Мы сдали пять автоматов и пять пистолетов, а шестой автомат решили не сдавать. Может, пригодится, на всякий случай. Автомат разобрали и вместе с патронами спрятали в наши вещи. В провожатые нам дали вооружённого солдата, фактически, он исполнял роль конвоя. Он должен был доставить нас на сборный пункт и проконтролировать, что нас зарегистрировали

На сборном пункте нас приняли хорошо. Зачислили в комендантский взвод по охране сборного пункта! Выдали автоматы для несения патрульной службы. Разрешили пользоваться и тем автоматом, что мы принесли с собой. Сборный пункт размещался в большом трёхэтажном здании, за колючей проволокой и с постовыми вышками. Выход в город разрешался только по увольнительной, которая, практически, не выдавалась. На сборном пункте соблюдался военный порядок и дисциплина. Объясняли так: "Вас никто не демобилизовал. Вы являетесь военными на иностранной территории".

Комендантский взвод, в который мы попали нашей пятёркой, жил по своему распорядку. Дежурили на постах по охране пункта, отдыхали. Во время отдыха ходили в город без увольнительных. Всего на сборном пункте было человек двести. В большинстве, это бывшие "власовцы", то есть те, что служили в немецкой армии. Возвращаться на Родину вместе с ними нам было совсем нежелательно, совсем не по пути. Пока там разберутся "кто есть кто". И вообще, будут ли разбираться? Стали задумываться: как нам быть? Как нам, партизанам, отделиться от тех,кто воевал против Родины? Помог случай.

Однажды, когда мы, втроём, ходили по городу, возле нас остановилась легковая машина. Из неё вышел ни кто иной, как наш "капитан Макс" - Поль Картюрон, командир нашего партизанского отряда. Обрадовался он, что увидел нас, обнял нас. Мы тоже обрадовались, так как давно его не видели, думали, ведь, что, вообще, никогда его не увидим. Он стал нас расспрашивать. Что мы здесь делаем? Где живём? Как живём? Мы немного понимали по-французски и, как могли, рассказали ему, что мы сейчас закреплены на сборном пункте, для отправки на Родину. И, главное, что мы там вместе с теми, против кого воевали, и, что это нас очень беспокоит. Он понял нас. Он спросил, не хотели бы мы пожить у него на ферме, поработать по хозяйству? Мы верили ему и, конечно, сразу согласились. Поработаем у него некоторое время, отстанем от "власовцев", а там видно будет. Он посадил нас в свою машину и довёз до сборного пункта. Попрощался. Сказал, что, раз мы согласны у него работать, то он всё уладит и дня через три-четыре приедет за нами.

Через четыре дня он приехал на своей большой машине и, с согласия начальника сборного пункта, забрал нас. Наверное, за эти дни он получил согласие вышестоящих чиновников. На этот пункт мы уже больше не вернулись.

Привёз он нас к себе в небольшую деревню с названием "Кофельу", которая находилась недалеко от города "Лангр" (Langres), немного в стороне от главных магистральных дорог. Деревня, если можно назвать её деревней (слово "деревня", вероятно, происходит от слова "деревянная", здесь же все дома каменные, кирпичные),располагалась в одну улицу по гребню невысокой горы. В этом департаменте, где действовал наш отряд, почти вся местность гористая. Деревня насчитывала домов тридцать, в центре небольшая площадь с белой каменной католической церковью. Площадь и улица - мощёные. От каждого дома вниз, под гору спускаются дворы-усадьбы. Верхняя часть усадьбы, ближняя к дому, представляет собой две-три горизонтальные террасы. Нижняя часть наклонная, на ней виноградники. Дома все каменные, окрашенные белой краской, ухоженные, в один-два этажа, с большими, под весь дом, подвалами, с бочками для вина и со стеллажами для бутылок. Все дома снабжены трехфазным вводом электрического тока. В домах электродвигатели различного назначения.

У нашего командира, "капитана Макса" в центре деревни стоял большой двухэтажный каменный дом, окрашенный белой краской. На первом этаже, со стороны улицы, располагался большой магазин одежды, обуви и хозяйственных товаров, необходимых в сельской местности. В другой части дома, выходящей во двор, жил сам хозяин. Здесь имелась большая столовая, она же и кухня, где завтракали, обедали, ужинали все за одним столом. По вечерам здесь подводили итоги дня, обсуждали: что и как сделано, намечали, что делать завтра, просто вели разговоры. Второй этаж предназначался для гостей. Там были гостевые комнаты с полным набором мебели, зал с камином, который, правда, не топился всю зиму. Были комнаты для прислуги. К дому примыкал большой гараж на три-четыре автомашины и помещение пилорамы для распиловки круглого леса на доски. Доставив нас в свою усадьбу, Поль сказал: "Четверо из вас будут жить здесь, и помогать мне в работе. Один из вас будет помогать моему родственнику, и жить у него на хуторе, в одном километре от моего дома". Мы посовещались и решили, что к родственнику поеду я.

Родственник Поля занимался исключительно сельским хозяйством. У него было много земли, на которой он выращивал злаки и занимался скотоводством. Он имел 120-150 голов рогатого скота и готовил его на мясо. Для ночлега скота предназначался большой, каменный скотный двор, который размещался посредине большого огороженного выгона. На этом выгоне и пасли скот. Коров, коз, овец и другой скот обычно пасут подростки или даже молодые, прилично одетые девушки. Практически, скот пасут несколько специально обученных собак, которыми командует пастушка. Собаки не пускают скот за отведённое пастбище, не дают выходить из стада во время перегона и, по команде, могут очень быстро собрать скот в кучу. Сидит молодая нарядная пастушка под деревом, читает книгу или занимается рукодельем, изредка поглядывает за скотом и собаками.

Коров этого стада не доили, их сосали телята, но, на хуторе, было и другое, дойное стадо. Молоко шло на продажу и для стола. Продажа происходит так. Молочные бидоны, полные молока, рано утром ставят у дороги. Сборщик молока приезжает на машине, забирает полные бидоны, выставляет пустые, которые забирал вчера и оставляет квитанцию о количестве накануне забранного молока. Так же, примерно, происходит и с хлебом. Хозяин завозит на пекарню муку на весь год, потом, постепенно, забирает хлеб. Учёт ведёт пекарня. Во Франции нигде я не видел хлеба, формованного кирпичом. Хлеб пекут круглыми калачами или очень длинными сайками. Часто можно было видеть, как калачи хлеба везут надетыми на руль велосипеда. Не знаю как в городе, а в сельской местности хлеб для стола не режут. Кладут калач и нож на деревянную разделочную доску, и каждый отрезает себе сам.

Завтрак для мужчин, как правило, молоко с хлебом, а женщины готовят себе какое-либо жаркое. Обед - мясное с овощным гарниром и салаты. Очень много едят фасоли во всевозможном виде. Очень много её заготавливают, консервируют. Фасоль у них так же, как у нас картофель. Картофель "помдеттер", в переводе "земляное яблоко", употребляют мало. В обед каждому ставят бутылку молодого столового вина. Я как-то днём захотел пить и попросил налить мне кружку воды. Меня спросили: зачем? Я сказал, что хочу пить. На это последовал ответ: "У нас воду пьёт только скот, а человек должен пить вино". У кого мало винограда или нет виноградника, покупает вино, разбавляет водой - делает "сидр". Супов почти совсем не варят. За период в течение несколько месяцев, что я там прожил, варили раза два, и то это был не суп. В кастрюлю овощи - морковь, картофель и другие - были положены не резаными. После того, как это сварилось, бульон слили и подали с сухарями, а овощи подали отдельно со сливочным маслом и сметаной. Получилось первое и второе блюдо. Очень много едят салатов. Например, ранней весной из листьев одуванчика. Листья хорошо промывают, на несколько секунд кладут в кастрюлю, на дне которой кипит сало, затем вынимают и подают с соусом. Соусов готовят несметное количество и все они вкусные. Очень нравилась, весной, отваренная спаржа с соусом. На ужин обычно подают что-нибудь мясное с овощами. После ужина, перед сном хозяин обычно готовил хорошее кофе с сыром или делал глинтвейн. Этим особенно отличался Поль. Он наливал в кастрюлю вино, из расчёта две кружки на человека, клал в вино сахар и нагревал почти до кипения. Ставил на стол грецкие орехи или сыр. Не спеша, пили вино, вели разговоры.

Об одном французском деликатесе. Как-то в апреле месяце, когда я работал уже у Поля на винограднике, ко мне подошёл соседский парень и пригласил меня пойти с ним, сегодня вечером, ловить. Кого ловить я не понял. Он назвал. Я ещё раз переспросил. Слово было незнакомое, а словаря со мной не было. Тогда он руками показал, что "это" прыгает. Я понял, что "это" заяц. Не отказываться же от зайчатины, конечно, согласился на такую охоту. Сосед сказал, что зайдёт за мной, как стемнеет. Когда он пришёл, я его уже ждал, только не знал, что прихватить с собой для ловли зайцев. В руках же соседа был хороший карманный фонарь и небольшой мешок. Других приспособлений не было. Когда мы тронулись в путь, я спросил: "А как мы будем их ловить?" Сосед сказал: "Придём - увидишь". Во Франции темнеет быстро и, когда мы, выйдя за деревню, стали спускаться к небольшому ручью, было совсем темно. Спустились и пошли вдоль ручья. В луч фонаря попала лягушка. Сосед нагнулся, взял её и положил в мешок, произнеся то слово, которое я раньше не понял. Тут я разобрался, что это и был тот самый прыгающий "заяц". Сосед отдал мне мешок, чтобы я его нёс, а сам ловил лягушек и клал мне в мешок. Набрав штук 50-60, пошли домой. Утром он пригласил меня отведать лягушек, но я не пошёл. Поль мне потом говорил, что едят у лягушек только задние лапки, толстые места и едят только ранней весной.

В доме все ходят в тапочках, а на улице - в деревянных долблёных башмаках, называемых "сабо". Их надевают на тапочки, они лёгкие и удобные. Единственный недостаток, если в них идёшь по мостовой, они громко стучат. Я к ним быстро привык, и мне они нравятся своим удобством снимать и надевать. Не надо наклоняться, застёгивать, зашнуровывать, вставил ногу и пошёл.

На хуторе у родственника Поля было всё своё: крупа, мука, молоко, масло, сыр и самогон. Пшеница, в снопах, загружалась осенью на сеновал, оттуда транспортёром подавалась на молотилку. Была своя небольшая мельница, где мололи муку на пироги. Была своя крупорушка. В отдельной пристройке стоял большой самогонный аппарат. Это была печь с вмазанным котлом и змеевиком, тут и гнали самогон. Гнали, в основном, из фруктов. Крепость замеряли спиртометром. Мне довелось попробовать из чернослива. Это "изделие" сохраняло синеватый оттенок, с привкусом чернослива.

Жил я в небольшой отдельной комнате на втором этаже. Работал по хозяйству. Электропилой пилил дрова, колол, складывал в поленницу. Работа знакомая, я и дома это делал, только там пилил один двуручной пилой. Выгонял самогон, подавал снопы с сеновала на обмолот. Был я один во французской семье, поэтому быстро стал пополняться мой запас французских слов. Но жить на хуторе мне пришлось не долго.

Месяца через два мои друзья, остававшиеся у Поля, встретили меня и отбили охоту работать. Они заявили: "Хватить задарма на этого эксплуататора ишачить. Лучше мы поедем и посмотрим Париж и другие города". Очень звали меня, но мне не захотелось идти бродяжничать, да ещё зимой, и они ушли. Больше их не видел и не знаю, как сложилась их судьба, за исключением Саши Шепотанова. Но об этом я расскажу дальше. Ребята мои ушли, а я опять остался один во французской семье, где никто не говорил по-русски.