Тогда же увлеклась я польской литературой: В. Серошевским , В. Реймонтом, Я. Кохановским, Ю. Крашевским и особенно Адамом Мицкевичем. Его «Штиль»: «О мысль! В тебе живет змея воспоминаний. Недвижно спит она под бурями страданий, но в безмятежный день терзает сердце мне». Или «Пловец»: «Когда увидишь челн убогий, гонимый грозною волной, ты сердце не томи тревогой, не застилай глаза слезой! Давно исчез корабль в тумане, и уплыла надежда с ним; что толку в немощном рыданье, когда конец неотвратим» и т.д. В украинской литературе с интересом читала Ивана Франко, Лесю Украинку, Михаила Коцуюбинского, Тараса Шевченко, у которого как-то нашла созвучные моим научным поискам строки: «Без малодушной укоризны пройти мытарства трудной жизни, измерить глубину страстей, понять на деле жизнь людей, прочесть все черные страницы, все беззаконные дела и сохранить полет орла и сердце чистой голубицы. Се – человек!» Позже сколько ни спрашивала у коренных украинцев, никто не смог назвать мне автора этих строк. Итак, для «малодушной укоризны» у меня попросту не оставалось времени. Да и С.Я. Надсон словно лично ко мне взывал: «Друг мой, брат мой, усталый, страдающий брат, кто бы ты ни был, не падай душой». И я старалась быть, не робеть, не падать.
Мои увлечения музыкой и литературой не преминули отразиться на результатах зимней сессии на третьем курсе моего обучения в университете. Первым во время зимней экзаменационной сессии сразил мое самомнение мой будущий научный руководитель Михаил Герасимович Седов: в моей зачетке появилась первая тройка за незнание сочинения Г.П. Данилевского «Сожженная Москва». Вторую тройку мне поставила Ирина Михайловна Белявская (см. фото администрации факультета) по истории славян. И сейчас, вспоминая, вижу перед собой три зеленых тома большого формата, в которых излагалась история всех славянских народов, живших на Балканах. Хорошо помню свои усилия овладеть историю больших и малых народов этого района Европы. Много раз я возвращалась к одним и тем же главам - и безуспешно. Тщетно Ирина Михайловна старалась докопаться в моей памяти хотя бы до приблизительной связности моих представлений о предмете. Когда я вышла от Ирины Михайловны, ребята окружили меня: «Ну, как?» - «Конечно три», - отвечаю удрученно и слышу: из аудитории доносится громкий смех экзаменатора. Три захода в эту сессию заставил меня сделать преподаватель политэкономии, прежде чем поставил-таки мне зачет по политэкономии социализма. Трудной была для меня эта экзаменационная сессия. Но в 1957 году по поводу троек на экзаменах я уже не плакала – специальным решением Министерства высшего образования бывших воспитанников детских домов за тройки уже не лишали стипендии.