Сама перевозка музейных экспонатов в Берлин прошла вполне благополучно. Это уже было мирное время, особенно на юге Германии, где во многих районах следов войны не было и видно, а коммунистическая перестройка всей жизни восточных немцев еще не начиналась. Сейчас эту коллекцию, при ее транспортировке, застраховали бы на астрономическую сумму, везли бы под тщательной охраной, в сопровождении множества машин с мигалками, останавливали бы все движение на пути следования процессии, а нас тогда было всего четверо на трех стареньких грузовиках. Правда, по дороге подсела к нам очень милая молоденькая лейтенант-врач, которая ехала на Родину. Без приключений добрались мы до разрушенной столицы и сдали ящики на специальный склад в Берлине, где собирались книги для отправки в СССР.
В скором времени коллекция Немецкого музея книги и шрифта была доставлена в Москву и передана в Государственную библиотеку им. В.И Ленина, где она, как мы знаем, была окутана строжайшей тайной. Тайна была так велика, что многие научные и библиотечные работники, особенно молодые, стали вообще сомневаться — находятся ли в действительности эти материалы в России или бесследно исчезли.
В начале перестройки Маргарита Ивановна Рудомино ходила в ЦК КПСС, беседовала с одним из членов советского руководства о том, чтобы решить наконец проблему Немецкого музея книги и шрифта, а также и всю проблему перемещенных книг. И получила извечный ответ: "Маргарита Ивановна, обождите. Не время еще…"
В прошлые времена советская официальная пресса, обличая американских миллионеров, рассуждала о том, как они прячут у себя в тайниках купленные ими ворованные произведения искусства. И советские власти совершали нечто подобное. Прятали вывезенные из Германии и книги, и другие культурные ценности, будто они краденые. Но вывозили книги из Германии по репарациям — вполне законно. Зачем было их скрывать в спецхранах Ленинки и других библиотек? За эти годы тысячи читателей, научных работников, студентов могли бы видеть вывезенные книги и рукописи и работать с ними. Повторю: книги из таких коллекций не принадлежат одной стране, они имеют мировое значение. В конечном счете неважно, где они находятся. Важно, чтобы ими можно было пользоваться. Мы все-таки живем в начале XXI века, а Россия, несмотря на десятилетия упадка и застоя русской культуры в советское время, имеет старые культурные традиции и должна следовать им.
Судьбу оказавшейся в России коллекции Немецкого музея книги и шрифта следует, безусловно, решать в комплексе со всей проблемой гибели, вывоза и возвращения русских и немецких культурных ценностей. Понятие "реституция", мне кажется, не точно определяет весь "пакет" вопросов, связанных с возвращением немецких культурных ценностей. В "Словаре иностранных слов" и в "Юридическом энциклопедическом словаре" термин "реституция" в международном праве определяется как возвращение одним воюющим государством другому имущества, незаконно захваченного и вывезенного во время войны. Однако, повторяю, книги, отправленные в Советский Союз после войны, имели статус репарационных, и можно утверждать, что они были вывезены вполне законно. И, если бы их не прятали почти пятьдесят лет, очевидно, вопрос о незаконности их вывоза и не ставился бы. Говоря о реституции книг, мы точно уже заранее признаемся в незаконности их вывоза из Германии.
Безоговорочное возвращение Германии коллекции книг и рукописей Немецкого музея книги и шрифта, возможно, было бы со стороны России благородным жестом. Безусловно, такой шаг показал бы миру великодушие русского народа, уважение им культурного достояния других наций, моральное признание того, что книги не могут быть военными трофеями, понимание того, что через пятьдесят лет после окончания войны следует простить покаявшемуся немецкому народу преступления фашизма. Здесь следует сказать, что советское руководство после окончания войны не было полностью уверено в целесообразности оставления в Советском Союзе вывезенных из Германии культурных ценностей, в том числе и книг. Некоторые значительные собрания, например Дрезденская галерея и Готская библиотека, были возвращены немцам по чисто политическим соображениям. Те же, что остались в Союзе, даже получили в дипломатической практике определенный термин: "культурные ценности, временно находящиеся в СССР".