Скоро мы вышли в лес или вернее в болотистое полесье. Деревья здесь были тонкие, высокие и густо поросшие. В этой лесной глуши мы скоро увидели весьма пожилых лет крестьянина с девочкой лет четырнадцати, который рубил и наваливал на дровни дрова. Почтенная его наружность не вызывала сомнения в том, что с этим человеком можно было бы поговорить, посоветоваться, и мы подошли к нему. Старик оказался неприветливым и, видимо, не желал с нами говорить. По моему мнению, он крал дрова и сам скрывался от людей. Я отлично сознавал, что наш план граничит с безумием и что пройти так 600 верст нам не удастся, тем более что уже несколько дней мы были почти без пищи и без сна. Но что было делать? Единственная надежда была на крестьян, если они не выдадут нас большевикам, но уверенности в них не было. Мы решили действовать осторожно.
Решено было переждать здесь и переночевать в этом лесу. Мы уже выбрали раскидистое дерево, под которым было много сухого листа и выступал толстый корень, делая как бы углубление возле объемистого ствола. Место было глухое, покрытое снегом, на котором нигде не было видно следов. Очевидно, сюда никто не ходил. С Бессарабского берега периодически и со всех сторон трещали пулеметы, обстреливая подступы к румынской территории. О переходе Днестра не могло быть и речи. Да к тому же мы знали, что румыны все равно переправят нас обратно, если бы мы вступили на их территорию. Выбора не было. На этом берегу постоянно слышались одиночные выстрелы, но не так уже близко. Мы начали было устраиваться. Это было, вероятно, около 12 часов дня.
Вдали за деревьями показался солдат с винтовкой за плечом. Мы переглянулись, но он был один и казался нам нашим. Он приближался к нам. Б. М. Солонина и Н. А. Тарнавский вышли к нему и вступили с ним в разговор. Это был местный житель из д. Глинное. Почему он был с винтовкой и в солдатской шинели, это было непонятно. Погон и кокарды на нем не было. От него мы узнали, что все окрестные села уже заняты большевиками. Здесь, в д. Глинное, находится штаб отряда Котовского, и вряд ли нам удастся пройти незамеченными. Он советовал нам перейти на румынскую сторону и взялся указать крестьянина, который все устроит и проведет нас через Днестр. Он специально этим занимается, сказал нам солдат. Мы согласились и последовали за ним.
Он вывел нас на большую дорогу и потом свернул по проселку к огородам, возле которых еще издали были видны стоящие с дубинами в руках деревенские парни. Солдат объяснил нам, что это местная оборона. До очевидности было ясно, что это просто грабители, грабившие всех, кто только выходил на эту дорогу. Когда мы поравнялись с ними, они подошли к нам и преградив дорогу потребовали выдачи оружия.
Наш провожатый сделал им знак и, отведши одного из них в сторону, заговорил с ним шепотом. Нас пропустили. Солдат завел нас в сторону от дороги на огороды с низкими плетнями и здесь предложил нам обождать. Мы сели в канаве под деревом. Издали в тумане были видны высокие горы бессарабского берега и недалеко от нас большая дорога, которую мы только что пересекли.
Местность была низменная, луговая. Очевидно, это был сенокос. По канавам рос лозняк и громадные вербы. Как будто предчувствие подсказывало мне, и я все время старался запомнить дорогу. Обстановка была слишком странная, чтобы не чувствовать, что благополучно не кончится. Через минуту из-за плетня показался представительной наружности с большими седыми усами господин с дамой и девочкой лет четырнадцати. На нем была фуражка почтового ведомства. Проходя мимо нас, он приостановился и сказал: «А нас ограбили - отняли все». Он был как бы в исступлении и не понимал, по-видимому, что делал. Такой же растерянный вид был у дамы. Он шел, по-видимому, с женой и дочерью в д. Глинное, которая была занята большевиками. Мы сказали ему об этом. Он спросил нас, куда мы идем, и прошел дальше.
Мы были, очевидно, у самой деревни Глинное, так как очень скоро наш солдат вернулся в сопровождении мужика, который мог устроить нам переправу на румынскую сторону. Крестьянин пожилых лет с окладистой бородой, весьма благообразной наружности, после знакомства с нами обещал сегодня же переговорить с румынами и условиться с ними о цене. Мужичок этот был с нами очень любезен и, по-видимому, искренно входил в наше положение. Он сказал, что сегодня нам придется переночевать здесь, и указал нам на ближайшем огороде камышовый курень, где мы можем устроиться на ночь. Он производил симпатичное впечатление, и мы ему всецело доверились. Он предупредил нас, чтобы мы остерегались грабителей, и обещал со своей стороны оберегать нас. Мы обратились к нему с просьбой достать нам хлеба, но он безнадежно махнул рукой и ответил, что хлеба в деревне нет вовсе.
В разговоре мы не заметили, что недалеко от нас по большой дороге ехала в конном строю какая-то воинская часть. Мужичок встрепенулся и, быстро пригнувшись к земле, показал нам рукой, чтобы мы легли в канаву. Это был отряд большевистской конницы Котовского. Осторожно выглядывая из канавы, мы смотрели на ехавший шагом отряд, состоящий более чем из ста всадников. Многие из них были в солдатском одеянии, но большинство были в кожухах и ободранном одеянии. Было совершенно непонятно, как они не обратили на нас внимание. Очевидно, кустарники и несколько больших деревьев спасли нас. Мужичок сказал, что Котовский находится в ихней деревне Глинное и ловит добровольцев. Он предложил нам скорее спрятаться в курень и не выходить. Мужичок удалился и сказал, что скоро вернется. Уходя, он советовал громко не разговаривать.
Поведение мужичка не внушало нам подозрения, но те молодые люди, которых мы встретили по пути, пугали нас. Они все время крутились возле и, по-видимому, не выпускали нас из виду. К тому же мы знали, что они ограбили того господина в фуражке почтового ведомства, который проходил мимо нас. Они видели, как мы входили в курень, и по -тому мы решили незаметно перейти в соседний такой же курень. Мы видели через камыш, как некоторое время спустя они заглянули в прежний курень, и не найдя нас, проявили нервность и после совещания быстро направились к нашему куреню. Они нашли нас, и появившись у входа в курень, молча смотрели на нас. После нескольких глупых и неловких минут такого молчания они вновь спросили, есть ли у нас оружие.
Только теперь мы поняли, что мы, вероятно, попались в руки грабителей или большевиков. Пользуясь моментом, когда эта молодежь отошла от куреня, мы начали спешно прятать деньги и ценные вещи в разные места одежды, в сапоги, под фуражку, в рукава и т.д. Едва мы закончили эту операцию, как услышали голоса. К нам вошел наш мужичок и сказал, что он все устроил и спросил, сколько же мы можем ему заплатить. Мы говорили по-французски и решили дать по 500 рублей с человека.
При самом выходе из куреня стояли те самые парни, которые засматривали в курень, но среди них появилась новая личность - пожилой мужик с окладистой бородой. Вдали стоял толстый, преклонных лет с длинной бородой мужик в кожухе. Он невольно привлекал к себе внимание. Наш мужичок шепотом говорил нам: «Это тот самый, который грабит людей». Он смотрел на нас и стоял как вкопанный с толстой палкой в руках. Мы переглянулись.
Обстановка была столь необычайная, что не предвещала ничего хорошего. Это была театральная обстановка. Последняя фраза, сказанная нашим мужичком, была совершенно непонятна. Он или издевался над нами или неумело хитрил. Мы поняли все, когда тронулись в путь в сопровождении тех самых молодых людей, которые не отставали от нас. Среди них был солдат с ружьем. У двух других были возле пояса топоры. Остальные не были вооружены, но имели в руках толстые дубины. Мы шли как под конвоем этих людей. Их было семь человек.
Впереди шел наш благообразный мужичок. Мы направлялись к Днестру и уже перешли большую дорогу. Кто-то сзади сказал, что нужно поискать у нас оружия. Было жутко. Мы ответили, что оружия у нас нет, но в этот момент нас окружили и приказали остановиться. Мы не успели опомниться, как вся шайка набросилась на нас и начала обыскивать. Первые их движения были довольно спокойные, но через секунду грабители обнаружили необыкновенную порывистость. Быстро расстегивая пальто и одежду, мужики ощупывали все тело и, наталкиваясь на твердые предметы, просто рвали пуговицы и одежду, жадно выхватывая из карманов кошельки, бумажники и свертки. У меня в подкладке жилета и пиджака были вшиты пакетики с деньгами. Мужик вырвал всю подкладку и выхватил эти пакеты.
Лица грабителей озверели. С любопытной поспешностью и жадностью раскрывая кошельки, бумажники и записные книжки, они нервно рассматривали свою добычу и, подбегая один к другому, проверяли награбленное. Когда грабеж был закончен, мужики с жадностью и со спорами выхватили друг у друга деньги и ежеминутно готовы были с остервенением кинуться друг на друга. У нас было много денег, потому что недавно мы получили ликвидационные и жалованье. Вместе со сбережениями это составляло более 30 тысяч рублей у каждого. У меня грабители взяли более 35 тысяч рублей. Очевидно, эти большие суммы опьянили грабителей, так как вещей они у нас не отбирали, если не считать серебряного портсигара, который они нашли у Мельникова.
Стоявший в стороне наш мужичок не принимал участия в грабеже и вначале даже уговаривал не грабить, но потом он не выдержал своей роли и бросился делить со своими товарищами добычу. Подсчитывая и рассматривая награбленное, мужики удалились, вовсе не обращая на нас внимания. Мы остались одни, недоумевая, как мы могли так наивно довериться грабителям. Мы стояли на открытом месте возле большой дороги и застегивали разодранную одежду. Вырванная кусками подкладка моего пиджака путалась под руками, и я никак не мог своими примороженными пальцами застегнуть пальто.
Я опомнился первым и предложил скорее идти в камыши. Мы шли, почти бежали, чтобы уйти от проезжей дороги, где ежеминутно нас могли увидеть разъезды большевиков. Мы вошли в камыши, но едва мы прошли несколько шагов, как где-то вблизи началась стрельба, очевидно в нашу сторону, так как было слышно, как по камышам жужжали пули. Мы легли и слышали громкие голоса. Положение казалось нам безнадежным. По-видимому, нас заметили и открыли по нас огонь. Сердце отвратительно билось. Мы считали себя погибшими, но голоса постепенно удалялись, и стрельба прекратилась. Мы лежали на снегу не шевелясь, но, как нарочно, Б. М. Солонина, ворочаясь, попал своим грузным телом в пустую промоину, и треск провалившегося льда, казалось, откроет наше присутствие. Мы пролежали, очевидно, дольше, чем следовало, так как уже стало смеркаться, между тем как нужно было торопиться до темноты добраться до берегов Днестра.
Свободное копирование
